На допросе лучше сидеть. Теперь уже Павла потянуло к стулу.
-- Присаживайтесь, -- перевернул он еще одного трехногого уродца и поставил рядом с Кравцовой.
-- Бл-лагодарю!
Она с тяжестью баула, набитого ее любимыми кожаными пальто, придавила стул своим задом, и он даже не покачнулся. Павел тоже попытался сесть с такой же уверенностью и чуть не упал влево. Пришлось наклониться, чтобы не оказаться вновь на грязном полу. Теперь он выглядел роденовским "Мыслителем". Не хватало только кулака, прижатого к подбородку. Но кулак нужен был для все того же равновесия. Уперевшись им в колено, Павел внимательно посмотрел на бледное лицо Кравцовой и только теперь понял, что оно было густо-густо, до мучнистой плотности укрыто пудрой. Белое скрыло красное. Как снег -- кровь.
-- Почему вы не рассказали следователю, что примерно за пять минут до гибели вашего соседа сверху Волобуева вы заметили двух незнакомых, скажем так, не живущих в вашем доме людей?
-- Ну-у, сучка Ленка, -- прошипела Кравцова. -- Она заложила?
-- Это не важно. Ваша соседка рассказала нам о том, что вы утаили.
-- Вы когда-нибудь были свидетелем по какому-нибудь делу? -- еле не назвав его на "ты", спросила Кравцова.
Павел вспомнил бледнеющее изжеванное лицо, оранжевую куртку, ставшую грязной, бормотание водителя, похожего размерами на медведя из цирка, и коротко ответил:
-- Был.
-- Тогда вы меня поймете.
-- Значит, вы испугались?
-- Меньше болтаешь -- спокойнее спишь.
-- А убийца разгуливает на свободе.
-- Мне-то что до этого?
-- А вдруг он теперь решит убрать вас...
-- Меня-а-а?!
Плечами Кравцова сделал такое движение, будто хотела встать. Но что-то помешало ей это сделать. Она вновь всей массой придавила под собой стул, и он обреченно всхлипнул, хрустнув всеми ножками сразу.
-- Меня-то за что?
-- Вы одна видели возможных убийц Волобуева.
-- Да что я видела?! Две спины в куртках... Да три слова услышала...
Правый кулак Павла, несмотря на то что он был чуть ли не самым главным элементом удержания равновесия, оторвался от коленки, скользнул к боковому карману куртки, поворошил его и снова вернулся на постоянное место пребывания. Кравцова этого, кажется, не заметила, поскольку увидела на полу осколки своей любимой немецкой чашки. Ни в одном скандале до этого она ее не трогала, не била и сегодня, и то, что чашка с мадонной, которая была так похожа на Кравцову, расколотой лежала под стулом милиционера, наполнило горло слезами. Она не могла сказать наверняка, что эту пакость сделал муж, но грешить больше не на кого было. Если бы не наглый милиционер с хитрыми сощуренными глазками, она бы опять бросилась к муженьку, чтобы отомстить за поруганную чашку, но секунды таяли, а она все не бросалась. И слезы становились все ближе и ближе к глазам, будто по какому-то сосуду поднимались от горла к переносице.
-- Давайте начнем по порядку, -- мягко предложил Павел. -- Вы сказали -- куртки. Опишите их, пожалуйста.
-- Что?
-- Я говорю, куртки опишите.
-- Ах, куртки! -- Бедная чашка трупиком, разваленным надвое, лежала под стулом милиционера и упрямо не хотела склеиваться. -- Кожаные куртки. На левом, среднего роста парне была куртка из вареной кожи. Воротник из натуральной овчины, подстежка -- искусственный мех...
-- Подстежка? -- удивился Павел. -- Значит, вы их спереди видели?
-- Нет, сзади.
-- А как же тогда...
И вдруг, все поняв, закачал головой. Кравцова торговала "кожей" на Тушинском рынке и разбиралась в этом, как летчик в приборах в кабине самолета. А может, даже и лучше. Летчики все-таки иногда падают. Кравцова, судя по всему, никогда не проторговывалась.
-- Со спины, -- подтверждая догадку Павла, упрямо сказала она. -- Я этот фасон знаю. Куртка короткая, на талии. Рукав -- реглан. Пояс с пряжкой, типа "мафия". Кнопки латунные, фигурные. Вот...
-- А у второго?
-- Тоже кожаная. Но поверхность другая. Крэк. Кстати, хорошего качества. Такого в Тушино нет.
-- Вы не ошибаетесь?
-- Смеетесь, что ли? Я уже пять лет это дерьмо турецкое продаю. Со ста метров определю, турецкая куртка или нет...
-- А эта... ну, что на парне?
-- Крутая вещь. Похожа на испанскую. Может, и французская. Швы хорошо прострочены. Ровно. И крэк однотонный, турецкий бы пятнами обсыпался или замаслился. И потом -- три четверти...
-- Что три четверти?
-- Куртка. По длине.
-- А-а, понял! Это когда почти по колено?
-- Да, по середине бедра. Кстати, куртка без мехового воротника. Типичный средиземноморский вариант.
-- А брюки на них вы не заметили?
-- Нет, брюк не заметила, не успела. Я мусор выносила. Мой козел как раз вниз спустился, к машине...
-- Не надо оскорблений! -- хоть и громко, но как-то вяло, нехотя прокричал из глубины квартиры Кравцов.
-- А я мусор решила вынести. Лифт у нас второй день не работал. Подошла к мусоропроводу и как раз их в спину увидела. Секунды три, не больше. Они к двери Волобуева свернули, и лестница их закрыла. Я мусор выбросила и ушла к себе. Все.
-- Нет, не все. Вы слышали их слова.
-- Да так, ерунда.
-- В таких делах ерунды не бывает.
Кравцова устало помолчала, посмотрела на осколки чашки и теперь уже ничего не ощутила. Душа закончила траур по чашке, и теперь красивый белый фарфор с красивым рисунком на одном из кусков, смотрелся чужим, как будто милиционер, сидя над ним, уже стал его хозяином. Пора было выгонять странного гостя, таким способом похищающего чашки, из квартиры, пора было подметать, и она торопливо выпалила все, что помнила:
-- Правый, тот, что в крэке, сказал левому, что в вареной коже: "Таких уродов надо под корень валить, а ты адвоката из себя лепишь".
-- Вот так дословно и сказал?
-- Провалов памяти у меня еще не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138