-- Увидите -- поймете.
-- Саша, мне нужно идти, -- подходя к ним, негромко произнесла Нина.
Плечи лейтенантика дрогнули, словно его пнули в спину. Он сразу стал худее, ниже и еще мокрее.
-- Разрешите идти? -- одновременно шлепнул он по слипшимся волосам фуражкой и прижал к козырьку узкую ладонь.
-- Иди. Про этого... ну, что говорили, не забудь. Я позвоню через час.
-- Есть!
Он стремглав бросился по коридору, а Нина, не поняв его резвости, буркнула:
-- Глупый какой-то! И папа говорил, что он всего боится...
-- Оботрется.
-- Это не наши проблемы, -- сухо констатировала она.
В ее глаза вернулась прежняя официальность и серьезность. Той
Нины, маленькой заплаканной девочки с распухшим носиком, уже не существовало. Она исчезла в сухом, пропитанном холодом японского кондиционера коридоре ожогового отделения, а на смену ей пришла строгая учительница, которая не успела до конца провести урок и еще не раздала домашние задания ученикам.
-- Ты не забыл, что в шестнадцать ноль-ноль -- жеребьевка? -- спросила она.
-- Нет, не забыл.
-- Пожалуйста, не опаздывай.
-- Ну конечно...
Он смотрел над ее плечом на телохранителя Буйноса. Здоровяк в уже привычном черном блузоне с пластиковой визиткой на груди стоял, прикусив нижнюю губу, и бережно, по одной, передавал мужику-сурдопереводчику купюры. Каждую из них мужичок смотрел на просвет, и, когда он вскидывал маленькую, по-детски круглую головку, становилась видна розовая проплешь на макушке. У нее была точно такая форма, как у овала в углу телеэкрана, в котором появлялись женщины, молча машущие руками.
-- Извини, -- остановил Саньку Нину. -- У меня еще один вопрос. Маленький.
-- Я слушаю.
-- Ты сказала, что Буйнос входил в сборную Союза по академической гребле. Правильно?
-- Да. Входил. А что?
-- В этот момент он жил в Перевальном?
-- Нет. Вообще-то Владимир Захарыч из Подмосковья родом. Он к нам приехал в школу работать. Тогда он уже в сборной не греб. Здесь и поселился...
Санька удивленно сплющил губы. Нина заметила это и тоже решила удивиться.
-- Тебя что-то взволновало? -- спросила она.
-- Странно... Из Подмосковья -- и сюда. Даже не в Приморск, а в какое-то Перевальное...
-- Зря ты так! У нас хороший поселок. Глушь, конечно, но народ хороший.
-- Пока не заметил.
-- Вот увидишь, гитары пелеломал не местный!
-- Я тоже, кстати, так думаю, -- задумчиво ответил Санька. -- Может, Буйнос рассказывал тебе когда-нибудь, почему он переехал сюда?
-- Ты думаешь, это может быть следом?
-- Сейчас даже пылинка способна изменить путь поиска, -- с
излишней напыщенностью произнес он, а на самом деле подумал, что Буйнос -- совсем рядом, за стенкой, и нужно всего лишь попасть к нему в палату и отказаться от своих обещаний, и мир сразу станет лучше и проще.
-- Ему присудили там условный срок, -- еле слышно выдавила Нина.
-- За что?
-- Это тоже важно?
-- А как же!
-- Он... Ему... В общем, ему вменяли в вину неосторожное убийство. В драке. Они пошли командой гулять и встретили возле водохранилища, на котором тренировались, местных ребят.
Повздорили. Была драка. Владимир Захарыч кого-то там сильно ударил. Он умер. Хотя бил не только он один. Но обвинили его одного. Я даже не знаю, что его спасло. Может, адвокат хороший попался. Такое иногда бывает...
-- Бывает, -- тупо повторил Санька.
-- Когда его выпустили, то начались угрозы. Младший брат убитого обещал отомстить за него. Владимир Захарыч вынужден был уехать оттуда. Нет, он не испугался. Его просто уговорили умные люди. Так вот он у нас и появился. А вообще-то он хороший человек...
-- Что за город или там район в Подмосковье, где все случилось, ты сможешь узнать?
-- Конечно.
-- Тогда это... Передай сведения отцу. Я к нему должен после обеда в отделение заскочить. Ладно?
-- Да, -- тихо ответила она и поежилась от мысли, что это именно мстительный брат погибшего парня появился в городе и решил уничтожить ее любимого Владимира Захарыча.
Глава семнадцатая
ХОЗЯИН ПРИМОРСКА
С первого шага в огромный кабинет, обставленный с претензией на викторианскую эпоху, Санька понял, почему уголовного хозяина Приморска зовут Букахой.
В черном кожаном кресле у массивного дубового стола с резными тумбами сидел ребенок с лицом пятидесятилетнего металлурга. Выжженное жаром доменной печи, южным солнцем и плохой водкой, плотно окутанное сетью морщин и укрытое тоненькой седой шапочкой, лицо вызывало сначала жалость, а уже потом -- удивление.
-- Падай, -- негромко предложила голова, и Санька, повинуясь руке-кувалде телохранителя, сел на уголок стула с высокой и тоже резной спинкой.
Наверное, сейчас он сидел на паре тысяч долларов. Такие стулья да еще с такой переливающейся обивкой меньше не стоили. А изношенные кроссовки своими пыльными подошвами давили на ковер, стоимостью в десять тысяч долларов, а рука лежала на столе, тянущем, как минимум, на семь-восемь "штук", и сам воздух кабинета почудился Саньке настолько дорогим, что он даже перестал дышать. Как будто в конце разговора ему предложили бы счет за использованный воздух.
-- Ты извини меня, пацан, -- уже чуть громче, уже чуть злее произнесла голова, -- но у меня сутки расписаны по секундам. На год вперед. Как у папы-президента. И если б не генерал, я б с тобой ни минуты не бухтел. Врубился?
-- Да.
После ответа ноздри жадно впились в сухой воздух кабинета и стали наверстывать упущенное. В голове сразу опустело, будто ноздри дышали не воздухом кабинета, а тем, что остался в голове.
-- Что ты хотел от меня?
Генерал -- это, видимо, начальник городского УВД. Отец Нины по телефону сказал, что все согласовано, и объяснил, к какому дому на окраине Приморска нужно подъехать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138