"Пожалуйста".
-- Он сказал: "Все, что нужно, проси у Нины".
-- Все! Время вышло! -- под хруст коленок встал врач. -- Попрошу освободить палату!
Его белый халат резко закрыл вид на лицо Буйноса, на единственное, что на нем еще жило, -- губы, и Саньке вдруг стало стыдно. Ему показалось, что он предал группу. Они приехали на конкурс побеждать, ну, в крайнем случае, поучаствовать в состязании, как говорится, себя показать и на других посмотреть, и ему совсем не хотелось из конкурсанта становиться сыщиком. Даже если от этого зависела судьба конкурса.
Санька, отвернувшись, пошел к двери, вскинул глаза от туфель Нины, которые он в тесноте боялся подсечь, и вместо белого увидел уже черное. У двери стоял охранник Буйноса, тот самый, что получил от него промеж ног. Он смотрел поверх голов на зарешеченное окно, будто с минуты на минуту ждал броска следующей бутылки, и Санька не стал с ним здороваться. Черный блузон охранника напомнил ему о черной майке Эразма, о том, что группы почти нет, а точнее, нет вообще, и стыд перед Андреем, Игорьком и Виталием немного ослабел.
-- Мы уже заказали новый приз, -- сразу за порогом сказала Нина.
-- Что? -- ничего не услышал Санька.
-- Мы приз новый заказали.
-- А тот?
-- Он весь закоптился, пластиковая платформа сплавилась в комок.
-- "И вы увидите красные кусты. А потом они сольются, и в них погибнет раковина", -- вскинув подбородок, прочел, как молитву, Санька.
-- Ты о чем?
-- Это я так. Вспомнил кое-что.
-- Я рада, что ты поможешь нам.
Он остановился и посмотрел в ее серые глаза долгим, даже слишком долгим взглядом.
-- Ты передумал?
-- Я -- не волшебник. И вообще я приехал сюда выступать, пробиваться, скажем так, на Олимп эстрады. Но у меня от всего, что происходит в Приморске, голова идет кругом. Сначала я думал, что дело только в нас, что какие-то местные бандюги решили обложить нас данью, потом подумал о конкурентах на конкурсе, убирающих самых достойных по их мнению. А сейчас даже не знаю, что думать. Твой шеф, -- он так и не смог при Нине назвать его Буйносом, -- при личной встрече ничего толком мне не сказал. Я даже не знаю, получал ли он угрозы...
-- Получал.
Об ее уверенность можно было разбиться, как о скалу.
-- Какие? Когда?
-- Разные. В последнее время -- с требованиями отказаться от проведения конкурса.
-- Вот как...
-- У Владимира Захарыча много завистников в Приморске. В том числе и среди состоятельных людей. Не всем нравится, что он вторгся в шоу-бизнес. Здесь ведь есть свои люди в этой сфере. Они кормятся на гастролях московских певцов и певиц. До конкурса молодых исполнителей никто из них не додумался. Да и когда объявили об отборе желающих его провести, никто из местных в Москву на тендер не поехал.
-- А кто еще претендовал на проведение конкурса?
-- Два шоу-агентства из Москвы, нижегородская фирма, питерская и кто-то еще. Я тогда еще в оргкомитете не работала.
-- А, вспомнил! Ты говорила, что Буйнос всех сразил поддержкой от мэрии Приморска. Точно?
-- Да. Это сыграло немалую роль.
Опять некстати пришел на память уходящий с изувеченной гитарой в черном футляре Эразм. Возможно, что в те минуты, когда Санька беседовал с Ниной, остальные члены супергруппы "Мышьяк" собирали чемоданы. Он не помнил, разрешено ли по регламенту заменять кого-то из заявленного списка группы, и спросил об этом у Нины. Она, все поняв, ответила не совсем так, как ожидал Санька:
-- Мы подыщем замену Эразму из местных гитаристов. В двух ресторанах есть стоящие парни.
-- А "мы" -- это кто?
-- Ну, считай, что я.
Это уже было интересно. Нина становилась еще одним членом группы. Негласно, но становилась.
-- А вот скажи честно, -- снова посмотрел он в ее красные глаза.
-- Только честно...
-- Что честно?
-- Не решено ли уже заранее, кто победит? А?
Он ожидал, что Нина покраснеет. Она побледнела. На фоне бледной кожи заплаканные глаза стали еще краснее, а распухший кончик носа -- еще крупнее.
-- Вла... Владимир Захарыч всегда говорил, что все должно быть честно... Он...
-- А если твой шеф ни при чем? Если в жюри, к примеру, уже все решено?
-- В жюри?.. Я не верю. Я вчера разговаривала с председателем
жюри. Это известная певица Валентина Покаровская. Она пообещала максимум объективности...
-- С чего это она вдруг?
-- Ну, как тебе сказать...
Бледность таяла на ее щеках, но что-то упрямо мешало ей испариться совсем.
-- Значит, что-то было?
-- Она в общем... В общих чертах...
-- Что?
-- Она просила передать руководству... Тогда еще не было покушения на Владимира Захарыча. Это до покушения... Она сказала, что на нее и некоторых членов комиссии было определенное давление. И даже попытки подкупа...
-- Кто?! -- громко, почти в крик произнес Санька.
От двери в палату резко обернулся телохранитель и посмотрел на Саньку, как на цель для стрельбы, -- вприщур.
-- Кто? -- повторил он уже тише.
-- Она не сказала, -- выдохнула Нина, и бледность исчезла, будто пух, сорванный этим вздохом с кожи.
И в этот момент Саньке жутко захотелось отказаться от своих слов. Пойти в палату к Буйносу, извиниться и объявить, что он не может ему помочь, и не только потому, что уезжает, а еще и потому, что ему нет никакого дела до конкурса, что он не чувствует, наконец, в себе сил и умения, чтобы найти тех, кто вознамерился разрушить конкурс.
-- Здравия желания! -- заставил его вздрогнуть солдафонский рык.
Хорошо еще, что вздрогнул внутренне, в душе, а если бы лицом, то худенький милицейский лейтенантик не смотрел бы уже с таким подобострастием на него.
-- Старший лейтенант Башлыков? -- чуть тише, но все с той же солдафонностью спросил лейтенантик.
Рубашка на его груди почернела и прилипла к телу, а из-под фуражки стекла по шее капля пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138