Труп", -- бессвязно подумал Кравцов и снова посмотрел на штору, свисавшую по кафельным плиткам стены. Она упрямо не двигалась, будто и впрямь ей понравилась похожесть на язык убитого человека.
-- Кравцов, что случилось?! -- завизжал сверху знакомый голос.
Очень не хотелось поворачивать голову влево, словно поворот походил на признание слабости, на признание проигрыша в споре, но Кравцов все-таки поднял глаза к балкону своего этажа.
-- Что случилось?! -- повторно прокричала жена.
-- Вову-певца убили! -- ответила за него дворничиха, и Кравцов ощутил облегчение.
Он все-таки не проиграл. Теперь уже можно было не отвечать, а даже командовать.
-- Вызови милицию! И "скорую"! -- властно прокричал он. -Володька-певец разбился насмерть!
-- Ух ты! -- восхитился мужичок. -- Это ж я его вчерась по ящику видел. У клипе группы... как ее?.. Группы "Мышьяк"! Точно?
-- Точно, -- с неиспаряющейся властностью за всех, кто уже
сбежался к машине, ответил Кравцов и вдруг заметил что-то странное на левой руке парня.
Он обошел, расталкивая зевак, капот, нагнулся к лобовому стеклу и
теперь уже точно увидел на сгибе локтя красно-синие точки. Их было
так много, что, кажется, еще штук пять--семь, и они сольются в одно
буро-синее пятно.
Глава вторая
ЗА ТРИ МЕСЯЦА ДО НАЧАЛА ШОУ
Только душевная боль бывает сильнее зубной. Но Павлу Седых недавно исполнилось двадцать пять, он еще никого никогда не хоронил, ничего и никого не терял и вообще даже не замечал есть ли у него душа. А зубы имелись. Двадцать девять штук -- почти полный комплект. Левый нижний шестой вполне мог их количество уменьшить.
-- На, затянись, -- протянул ему раскуренную сигарету Сотемский.
-- Говорят, снимает боль.
-- Ты же знаешь, что я не курю!
-- Не курю! -- как ни громко не произносил их Павел -- слова
были раздавлены, смяты грохотом проехавшего самосвала, и
Сотемский, посмотрев на серый от цемента борт удаляющейся машины, спросил:
-- Чего я знаю?
-- Ничего!
-- Слушай, не мотай нервы! На кой ты тогда согласился на эту операцию?! Сидел бы дома!
-- Ага, не согласись! Сразу скажут, сачок. Ты что, шефа не знаешь? Он -- фанат. Попробуй хоть немного засветись, что и ты не фанат.
-- Не преувеличивай. Шеф -- не фанат. Он просто любит сложные узлы распутывать. Хобби у него такое.
Павел ничего не ответил. Он поднял воротник черной кожаной куртки, подвинул уже в сотый раз под мышкой кобуру, подвинул зло, нервно, наверняка зная, что она все равно сползет к груди, к синяку, набитому на тренировке по рукопашному бою, и отвернулся от Сотемского. Зуб ныл все противнее и противнее, словно кто внутри него дергал за струну и с каждым разом дергал все сильнее и сильнее.
"Хорошее имя у Сотемского для оперативника -- Мефодий, -- с издевкой подумал Павел. -- Ему бы еще в пару Кирилла. Самый кайф был бы".
А невысокий, с черным, слишком пышным для его тридцати восьми лет чубом, Мефодий Сотемский смотрел на выползающие вдали на шоссе машины и вообще ничего не думал. От холма, с которого серая лента дороги спускалась к ним, было не меньше километра. Машины возникали как бы из неоткуда, как бы из-под земли. У одних это получалось быстрее, у других медленнее. Но, видя их странное, почти волшебное всплытие из-под асфальта, Сотемский самих машин не замечал. Его не интересовали легковушки, "рафики", самосвалы, грузовики, джипы. Только трейлер, всплывший из-под земли, оживил бы его взгляд. А остальное вроде бы было частью асфальта. Или воздуха. Или дождя, который хотел сделать еще серее асфальт дороги и размять клочки снега, уцелевшие в кювете, и медленно сеялся с серого провинциального неба.
-- Есть! -- самого себя встряхнул Сотемский.
-- Я вижу! -- по-своему понял Павел. -- Не слепой.
-- Крикни гаишникам, чтоб приготовились.
А те и сами уже выбирались из вонючего тепла "жигулей". Служба на трассе сделала их близнецами. Только вблизи можно было отличить одного гаишника от другого. А издали их скупые продубленные лица, придавленные серо-синими шапками, выглядели двумя точными копиями, только-только выползшими из цветного ксерокса.
-- Се... седьмой уж... же, -- с заиканием напомнил один гаишник-близнец другому, но Сотемский сделал вид, что не услышал.
Агентурные сведения, поступившие в отдел, были очень приблизительны: время прохождения груза -- плюс-минус пять часов, марка грузовика вообще неизвестна, число сопровождавших товар людей -- то ли один, то ли два. Если произошла ошибка еще и с участком трассы, то всю сегодняшнюю операцию можно смело назвать "Колхоз "Напрасный труд".
-- С-суки! Кто эти зубы придумал! -- простонал за спиной
Сотемского Павел.
-- Все. Пошли, -- приказом потянул он его за собой. -- Трейлер.
-- Не трей... лер, а трехосный тя-а-а-гач в со-оставе автопоезда,
- поправил гаишник-заика.
Сотемский опять сделал вид, что ничего не услышал. Неприятно ощущать себя профаном рядом с профессионалом.
Павел добавил ладонью тепла на щеку, за которой ныл зуб, и все-таки подчинился. Даже в кожаной штатской куртке он ощущал себя капитаном милиции. А Сотемский был подполковником.
Маленький черный жезл гаишника остановил огромный автопоезд МАЗ. Из красной высокой кабины выпрыгнул худенький водитель с заспанным лицом, со знанием дела протянул документы.
-- Все в норме, командир! -- тревожно стрельнул он маленькими
серыми глазенками по рослым фигурам в черных кожаных куртках.
-- Как...кой гру...уз ве...е-езете? -- еле вытянул фразу
гаишник-заика.
Его напарник-близнец упрямо молчал, и у него был такой вид, будто он вообще не знает слов.
-- Аппаратуру, -- уверенно ответил водитель. -- Телики, видики, музоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138