-- Смотри, Андрюха, -- показывал пальцем на рассеченную лучом кровать Игорек. -- Кровь.
У него было такое лицо, будто он только теперь узнал, что внутри людей течет кровь.
-- Может, это краска? -- нагнулся над кроватью Андрей, и Саньке сразу захотелось встать.
Ничего не поделаешь. Человек -- самое любопытное существо на планете. До того любопытное, что вот-вот угробит себя и всех себе подобных в угаре любопытства.
-- Чего орете? -- еле вбив одеревеневшие ступни в кроссовки, прошаркал он к озадаченной парочке.
Только белоснежный холм, под которым замаскировался Виталий, мирно посапывал в стенку. Точно в розетку. От этого по комнате толчками пульсировал свист. Комната будто бы тоже спала и не хотела обращать внимания на людей, рассматривающих ее спящую часть, а именно -- кровать Эразма.
-- Надо же. Как тщательно застелена, -- провел взглядом по краю пододеяльника Андрей.
Он ровно надвое разрезал подушку. К нему можно было прикладывать портняжную линейку, и линейка оказалась бы более кривой, чем край пододеяльника.
Зевота выжала слезу из глаз Саньки. Он смахнул ее углом большого пальца, посмотрел туда, куда сейчас смотрели Андрей и Игорек, и второй зевок застрял у него в скулах.
На белоснежном пододеяльнике, почти посередине его красовался грязный отпечаток кроссовки. Точненько на том месте, где внутри кроссовки обычно находится мизинец, на отпечатке лежала бурая капля крови. Она уже засохла и почему-то напоминала ноготь, покрытый лаком.
Такая же подошва, но только менее четко, была отпечатана на подоконнике. И там место мизинца занимала бурая капля крови.
Самым интересным было то, что следы вели не из комнаты, а в комнату. Их тупые, размытые носы указывали строго по направлению между стоящими у кровати Андреем и Игорьком.
-- Правая нога, -- оценил оба отпечатка Санька. -- И там, и там.
-- Смотрите, -- первым заметил забившуюся под кровать кроссовку Игорек.
Белый нос кроссовки выглядел испуганным. Она будто бы сама спряталась от кого-то под кровать.
-- Ле-евая, -- достав ее оттуда, покачал на весу Андрей. -- Сколько же она весит? Полпуда?
-- А что ты хотел! -- удивился Игорек. -- Сорок седьмой размер.
Он как покраснел от удивления, так и хранил на лице один и тот же цвет. И теперь почему-то уже не ощущался рыжим. У него будто бы испугались и волосы тоже.
-- А где правая? -- заглянул под кровать Санька.
Здесь еще пряталась в углу ночь. Ничего, кроме пыли, которую не убирали, наверное, с момента постройки гостиницы, он не обнаружил.
-- Подошва кроссовки и отпечатка похожи, -- первым заметил Андрей. -Такой же рисунок. Смотрите. Вот квадратик и вот. Вот и вот.
-- И размер вроде тот же, -- пошевелил губками Игорек.
-- Не трогай простыню руками, -- не дал ему приложить кроссовку к отпечатку Санька. -- Ничего вообще больше не трогайте. Вдруг милицию придется вызывать.
-- Может, он хохмит, -- предположил Андрей и обернулся к двери.
Она не открылась и взаимностью не ответила. Долговязый хиппи Эразм упорно не хотел входить. Может, считал, что сцена не достигла апогея?
-- Вот это уже хуже, -- пробурчал Санька.
По-молитвенному сложив руки на груди, он протиснулся между кроватью и стеной, выглянул в распахнутое окно и с удивлением, которое, наверно, испытывал индеец от огня, впервые рожденного зажигалкой, увидел, что этажом ниже на подоконнике сереет точно такой же отпечаток кроссовки. Глаза сами дорисовали капельку крови на месте мизинца и скользнули ниже. Там тоже подоконник разрезал продолговатый след. Еще ниже, на первом этаже, кажется, еще раз осталось прикосновение правой кроссовки. На асфальте его уже не было. Там стояла урна, по кругу обсыпанная окурками, пустыми жестяными банками и цветными пактами от чипсов, арахиса и фисташков. У нас всегда если стоит урна, то мусор бросают рядом с ней, а не в нее. Наверное, мы никогда не научимся хорошо играть в баскетбол.
-- И тоже носом -- к зданию, -- заметил Андрей, которого Санька пропустил к подоконнику. -- Наваждение какое-то! Он что, на одной ножке, что ли, по подоконникам спрыгивал?
-- В одних трусах? -- спросил Санька.
На единственной тумбочке, доставшейся почему-то Эразму, лежали его джинсы и шапочка с пестрым узором. А поверх них -- черные очки. Они смотрели на вытянувшиеся лица трех парней и не могли понять, почему они не спрашивают об исчезнувшем Эразме у них.
-- А может, он того... лунатик? -- предположил Игорек.
-- Скорее, марсианин, -- отрезал Санька. -- Видно, без милиции не обойдемся. Вещдоки -- раз, показания свидетелей -- два.
-- А ты что-нибудь слышал? -- повернул к нему измученное лицо Андрей.
Оно было уже черным от щетины. Казалось, что скоро она начнет прорастать и на лбу.
-- Я? -- вслушался в свои ощущения Санька.
В том, что промелькнуло за секунду и что называлось ночью, жила какая-то мертвецкая чернота. Сны если и были, то, скорее всего, хлипкие, невнятные, тут же утонувшие в уже знакомой черноте. Санька даже в туалет не вставал. Судя по шее и лицу, вода, выпитая вечером, вышла густым южным потом. Курорт выгонял из попавших на его территорию тел воду, чтобы жажда мучила их еще сильнее.
Облизнув пересохшие, похожие на бумагу, губы, Санька обернулся к посвистывающему белому холмику.
-- Может, Виталий, что слышал?
-- Бесполезняк, -- ответил за хозяина холмика Игорек. -- Он как-то на гастролях перед выходом на сцену заснул прямо под выступление металлистов. А уж там такой грохот стоял, будто землетрясение началось...
-- Вот гадство, и я ничего не слышал! -- сел на свою кровать Андрей. -- Какие у нас свидетели?! Олухи мы, а не свидетели, -- и тут же вздрогнул от стука в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138