Он не сказал даже Нине, организовавшей встречу, об их переезде в Перевальное, а Буйнос уже знал об этом.
-- Вы можете вернуться в свой номер. Он все равно оплачен вплоть до последнего конкурса.
-- Мы подумаем.
-- Ну, вот и хорошо.
Буйнос с грохотом встал с кресла. Громкий звук родили колесики, которые отвезли огромное черное сооружение на метр от стола.
-- Желаю успеха в конкурсе!
В официальной сухости, с какой была произнесена фраза, не ощущалось ни капли тепла.
-- Спасибо, -- в тон ему ответил Санька, вскочив, пожал шершавую руку и неожиданно даже для самого себя спросил: -- Вы гимнастом были?
-- Нет. Гребцом. Академическим.
Санька представил тяжеленное весло академической лодки, сухой валик, полирующий ладонь и подушечки пальцев, жесткую скамью, одеревеневшую спину, маятником качающуюся вперед-назад, и ему стало жаль Буйноса. Гребцы -вовсе не гибкие ребята. До гимнастов им далеко.
-- Ну тогда до свидания, -- решил Санька.
Как будто если бы вдруг выяснилось, что хозяин кабинета -- бывший футболист или легкоатлет, он бы остался.
На нижней полке шкафа рывком, словно его задули, погас огонь на раковине. Обрывая рукопожатие, Санька бросил на нее быстрый взгляд. Луч сполз ниже, на дверку шкафа. Луч перестал украшать раковину, и она сразу перестала ощущаться призом.
Сразу за дверью в Саньку втемяшился бычьим взглядом мужик в черной матерчатой куртке. На левой стороне его груди прямо на пуговицу накладного кармана была прищеплена пластиковая визитка с английским словом "SECURITY" поверху. На брюхе охранника кошельком висела пистолетная кобура. В такой кобуре раньше милиционеры носили соленый огурец на закусь. Теперь -- только пистолеты.
-- Где мне найти Нину, -- спросил Санька черного охранника.
-- Кто это?
Он смотрел на Саньку с таким видом, будто гость не вышел только что из кабинета Буйноса, а собирается входить и вообще способен на любую гадость.
-- Нина -- ваш технический сотрудник.
Большего он не знал.
-- Какой сотрудник?
-- В оргкомитете конкурса.
-- Это не наши сотрудники. Они в штат фирмы не входят.
-- Правда?
-- Ну, как дела? -- вышла из ближайшей же комнаты Нина. -- Поговорил?
У телохранителя был вид мудреца, которому мешают думать над очередной великой идеей. Он смотрел мимо Саньки и Нины на длинный конец коридора и усиленно морщил лоб.
-- Поговорил, -- отвернувшись от охранника-философа, вяло ответил Санька.
-- Понятно. Я тебя предупреждала.
-- О чем?
Он что-то не помнил никаких предупреждений. Ни хороших, ни плохих.
-- Я же говорила, Владимир Захарыч -- очень волевой и бесстрашный человек...
-- Бесстрашие и безрассудство -- разные вещи.
Саньке хотелось дерзить. Теперь уже Нине. Возможно, само здание было таким, что делало всякого, входящего в него, нервным и злым.
-- А что здесь было... Ну, до вашего офиса? -- поинтересовался он.
-- Детская комната милиции.
-- Серьезно?.. А их куда же?
-- В другое место перевели. Уплотнили, скажем так...
-- Значит, у вас в Приморске с подростковой преступностью -- полный порядок?
-- Никакого порядка, -- устало ответила она. -- Как и везде...
-- Ниночка, зайди! -- крикнул из приоткрывшейся двери Буйнос.
По девушке словно прошла волна. Из усталой и грустной она вдруг стала задорной, энергичной, готовой бежать хоть на край земли. Она даже как бы подросла.
-- Извини, -- коснулась она санькиной руки своими холодными
пальчиками и молнией метнулась ко все еще приоткрытой двери.
Как она умудрилась проскользнуть в такую узкую щель, Санька так и
не понял. Ему стало нестерпимо грустно, будто то вялое и скучное,
что жило в Нине и что она только что сбросила с себя, развернув плечи, упало на него и теперь с исступлением подминало и подминало под себя.
Он быстро вышел из офиса, даже не ощутив, что только что покинул ледяной холод и окунулся в полуденное пекло Приморска.
Глава тринадцатая
РАКОВИНЫ ГИБНУТ В ОБЕД
-- Хто тут, гад, ходит?.. А-а?
По голосу можно было определить, что в желудке бывшего портового
работника сейчас плещется не менее поллитра водки. Тельняшка,
прилипшая к его мощному туловищу, выглядела кожей, покрытой
полосатой татуировкой. Мужик лежал лицом к стене и на скрип двери
даже не обернулся.
В его узкой комнатке, густо утрамбованной духотой, запахом спирта и пота, висел подвальный полумрак.
Похрустев по осколкам битого стекла, Санька прошел к окну, отдернул штору, и хлынувший солнечный свет сделал духоту слабее. Хотя, скорее, он уже начал к ней привыкать.
-- Ты форточку забил, что ли? -- не мог он понять, почему не поддается ручка.
-- Вот гадство!.. Кто там, гад, ходит?
-- Это я, музыкант из Москвы, -- наконец-то осилил проржавевшую гостиничную ручку Санька.
В комнату ринулся горячий воздух с улицы, но, похоже, тут же отступил назад. Духота не пускала его в себя. Воздух улицы выглядел холодным по сравнению с той смесью, что властвовала в комнате.
-- Ни-ичего, гад, у меня не бери! -- крикнул в стенку мужик. -- У меня все пронумеровано! Поймаю, гад, ноги вырву и в ноздри засуну!
Санька посмотрел на свои ноги, потом на ноздри в мутном зеркале на стене и ничего не ответил.
-- У те-ебе, гад, выпить ничего нету?
-- Я не пью, -- грустно ответил Санька. -- Особенно в такую жару.
Даже побег из офиса Буйноса не спас его от горького и одновременно нагонявшего сон чувства. Это походило на инфекцию, пойманную от Нины. Только вирус жил не в крови, а в глубине души. Его хотелось вытравить, но он не знал, есть ли такие таблетки.
-- К тебе мой человек не приходил? -- сев на единственное в комнате кресло, спросил Санька. -- Вчера или, может, сегодня.
Дырки на подлокотниках кресла, обтянутого коричневой шерстью, были по рваным краям очерчены серым жиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138