-- Не знаю. Разве вас всех упомнишь!.. Вроде как бы сидел...
-- Где?
-- Там кафе, кажись, есть. Под зонтами.
В груди у Саньки потеплело. Но хотелось еще большего. Хотелось, чтобы ожгло огнем.
-- Когда ты снова с ним встречаешься? -- строго спросил он Ковбоя.
Тот сразу окаменел. Только глаза оставались подвижными. Похоже, глазам хотелось найти новый путь к побегу. Порыскав по комнате, они снова наткнулись на раненую ногу и медленно потухли.
-- Я не в курсе... Он того... пока не звал меня...
-- А как он зовет?
-- Ты что, хочешь, чтоб он меня наизнанку вывернул?
-- Не вывернет. Я не дам.
-- А ты чо?.. Такой крутой, что ли?
-- Незаметно? Еще побегаем?
Спина Ковбоя поерзала на простыне. Он медленно, будто ствол орудия, опустил ногу на стул, с которого еще недавно сбивал Саньку, и натужно промямлил:
-- Он это... мамашиному ухажеру звонит и это... встречу назначает...
-- Так он не местный?
-- Я не знаю. Он меня на пляже нашел. Наверно, не местный. Он загорелый был, но не очень. И загар у него того...
-- Чего того?
-- Ну, не наш... Он не коричневый, а как бы красный... Ну, как бы с красным налетом...
-- Значит, так, -- решил Санька, -- как вызовет тебя снова на связь, сообщишь мне.
-- Да я это...
-- Без понта. Придешь в гостиницу "Прибой"... Знаешь, где находится?
-- Ну, это да... того, знаю...
-- Найдешь в сорок втором номере мужика. Он все время в тельняшке ходит. И передашь ему сообщение. Для меня. Врубился?
-- Ну, это... как бы...
-- Обманешь -- вторую ногу проколю. Вопросы есть?
Тонкие губы Ковбоя еще что-то бормотали, но в этих звуках было не
больше смысла, чем в жужжании комаров возле левого уха.
Встав, Санька потянулся больной поясницей, все еще помнящей
кувырок, и на прощание предложил:
-- И вот еще, тезка! Девчонок больше не трогай. Некрасиво. Девчонки -это святое...
Глава одиннадцатая
КОЛХОЗНОЕ ТЕХНО
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, эту фразу произнес Эразм. Или Игорек. А может, Санька ее просто подумал. Хотя, скорее всего, мысли такой даже не было.
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, вроде бы Виталий пробормотал. Но он никогда не повышал голоса. Наверное, опять хозяина у слов не было. Просто возникло такое настроение и сразу пронизало всех.
-- А курей мы пасти не будем?
Это уже Эразм. Ошибки быть не могло.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, долговязый гитарист смотрел на кур, с одуревшими глазами выбегающих из-за металлической сетки во двор, и ждал, добегут ли они до ударной установки. Добежали. И как положено глупым курам, клюнули в стойку под тарелками. Сначала рябая, потом беленькая. У беленькой получилось лучше. Тарелки звякнули друг по дружке, и куры бросились врассыпную по двору.
-- А ничего получше ты не мог снять? -- язвительно спросил Эразм. -Свинофермы у них не было?
-- Не было, -- зло ответил Санька.
Красивый план с лжеотъездом завершился снятием на неделю частного домика на окраине Перевального.
После завтрака всухомятку Андрей сказал: "Пора и размяться", и они выволокли под навес прямо во дворе инструменты. И как только установили и подключили к электросети, хозяйка дома -- толстая краснощекая тетка с крупными стальными зубами стала вычищать скотный сарай. По двору поплыли колхозные ароматы, а идиллическую тишину тут же нарушили обретшие свободу куры.
-- Может, дом получше поискать? -- вяло вставил Виталий. -- Боюсь, мы от шума животных не сможем спать.
-- Я заплатил вперед, -- раздраженно ответил Санька.
Он и без того не был уверен, что их путь на грузовике с вокзала Перевального до окраинной улицы не засекли какие-нибудь вражеские глаза. Еще один переезд мог стать новостью поселкового масштаба. И кто знает, сколько кочует новость от Перевального до Приморска? Не быстрее ли поезда?
-- Дурдом! -- подвел итог Эразм.
В своей узорчатой вязаной шапочке и черных очках с круглыми стеклами он больше любого другого из группы напоминал иностранца. Или слепого. Во всяком случае, хозяйка дома, пронося мимо них полные ведра с вонючей серой жижей, посмотрела на Эразма с жалостью.
-- Акустика в этом колхозе -- закачаешься! Зал Большого театра! Не
больше, не меньше! -- оценил он звучание после пары аккордов.
-- А ты на полтона ниже сделай, -- предложил Виталий, ладненько
устроившийся за синтезатором.
Стена дома стала спинкой его сидения. Несмотря на тень, она была теплой, словно это и не стена вовсе, а огромная грелка.
-- Ну смотри на полтона, знаток! -- провел по струнам Эразм, но третий аккорд никто почему-то не услышал.
Бормотали что-то на своем птичьем языке куры, гавкала вдали собака, бодро шурудила лопатой внутри сарая хозяйка. У всех звуки были. У гитары -нет.
-- Шнур, что ли, отсоединился? -- пробежал взглядом по проводу Эразм.
-- У меня тоже... того, -- провел пальцами по клавишам Виталий.
Получилось шуршание. Как будто ветер пошевелил оторванным куском толи, свисающим с навеса. Но ветра не было. И кусок не шевелился. Он висел черным языком за спиной Эразма.
Ударом в большой барабан Андрей встряхнул всех сразу. Барабан, в отличие от своих музыкальных собратьев, умирать не собирался.
-- Наверно, с электричеством чего-то, -- предположил Санька.
-- Мамуленька! -- окликнул Эразм выбравшуюся из сарая с новой сочной порцией грязи хозяйку. -- Можно вас на секундочку для интервью по первой программе телевидения?
Поставив ведра, тетка отерла ладони о цветастый передник, прошаркала, не поднимая ног, будто лыжница, под тент, и Санька впервые заметил, что ее босые ступни толкают под собой галоши, как минимум, сорок восьмого размера. Откуда в жаркие курортные края забрели эти резиновые корыта, он даже не мог представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138