Для того что­бы выйти замуж, Бетушка должна получить раз­решение сиятельного вельможи, у жены которого она состоит в услужении. Вельможа этот, подобно графу Альмавиве из «Свадьбы Фигаро», обещает дать согласие на брак, если Бетушка придет к нему на свидание в беседку. Дальше, вплоть до счастли­вой развязки, сохраняется полная аналогия с оперой Моцарта. Ревнивая супруга вельможи обо всем узнаёт и сама приходит на свидание, переодевшись служанкой, вызывая, в свою очередь, ревность Еника, уверенного в том, что на свидание к госпо­дину пошла Бетушка. Вельможа посрамлен, супру­га его, подобно Розине, утешается своей доброде­телью, а Бетушка и Еник благополучно женятся.
И вот, несмотря на такое либретто, оперу «Хит­рый крестьянин» можно причислить к бесспорным музыкальным удачам Дворжака. Берясь за нее, Дворжак, очевидно, задался целью дать, подобно Сметане, картины национально-самобытной жизни чешского народа, а в образе Бетушки - раскрыть художественно обобщенные черты чешской девуш­ки: лирическое обаяние, бескорыстную верность возлюбленному, трудолюбие, настойчивость, жиз­нерадостность и смекалку, помогающие преодолеть все препятствия. Все музыкальные характеристики почерпнуты из чешской народной песенности и танцевальности. Тема Бетушки, например, очерчена ритмом польки, развивающимся и в вокальной пар­тии. Музыка легкая, грациозная, с преобладанием быстрых темпов, что с самого начала еще в увер­тюре создает впечатление жизнерадостной припод­нятости. Национальный колорит всюду ярко выра­жен. Вокальная декламация естественна. Все это сделало «Хитрого крестьянина», наряду с «Продан­ной невестой» одним из любимейших спектаклей чехов и привлекло к этому сочинению внимание и за рубежом.
«Жаль, жаль, что Вас не было в Дрездене...- писал Дворжак Зимроку после первого исполнения
там его оперы. - Шух поставил оперу сказочно. Все шло как по маслу, и нюансы в окрестре и хорах были прекрасны... Уже увертюра была встречена бурными аплодисментами, как почти все остальные номера... После каждого акта меня вызывали».
Из Дрездена «Хитрый крестьянин» перекочевал в Гамбург, а затем в Вену. Дворжак был очень горд, особенно когда узнал, что в Вене премьеру назначили на день рождения императрицы Елиза­веты. Он не подозревал, что его веселая, коротень­кая опера может послужить причиной скандала. А именно так и случилось. Угодливые люди обратили внимание на то, что в опере чешские крестьяне оду­рачивают австрийского вельможу. Помилуйте, как это можно? - раздались возмущенные голоса. Так недалеко и до бунта. Поднялся шум. Полиции пришлось выводить из театра разбушевавшихся субъектов. Политическая ситуация в империи про­должала оставаться достаточно острой. В столице сочли нужным проучить чешского композитора.
После второго спектакля «Хитрый крестьянин» был снят, а Гуго Вольф обрушился на Дворжака со страниц венского «Салонного листка». Инстру­ментовку его он назвал «отвратительной, грубой и пошлой». Попутно он замахнулся и на Брамса, за­метив: «Может быть, существуют люди, которые достаточно серьезны, чтобы считать эту оперу ко­мической так же, как существуют люди, которые настолько комичны, что, принимают всерьез симфо­нии Брамса».
Венские доброжелатели и покровители Дворжа­ка стали уговаривать его написать оперу на не­мецкий текст. Больше всех старался Ганслик. Он позаботился о том, чтобы Дворжаку послали из Вены несколько немецких либретто. Заодно он сове­товал композитору не очень увлекаться чешской национальной спецификой в музыке. Как дьявол-искуситель, не жалея лестных слов, он говорил, что такому таланту, как Дворжак, нужно освобо­диться от уз национальных мелодий, сделаться, так сказать, интернациональным композитором, и это поможет выйти на международную арену.
Дворжаку, конечно, хотелось приумножить свою славу. Успех - это пьянящий напиток, и тому, кто вкусил его раз, не просто отказаться от него в даль­нейшем. Но Дворжак учуял опасность в речах Ган-слика. Рожденный в лоне Чехии, воспитанный чеш­скими канторами, Дворжак был чехом до мозга костей, хотя и не любил громких фраз о патриотиз­ме. Сама мысль о возможности отказаться от род­ных чешских мелодий представлялась ему кощун­ственной. На какой путь толкают Ганслик и его сторонники? Что будет представлять собой его му­зыка без национальных черт? Да и вообще воз­можно ли самобытное искусство без национальной основы?
Не раздумывая долго, он категорически отказал­ся сочинять оперу на немецкий текст. Потом сел и написал письмо Зимроку, в котором убедительно просил всегда печатать на титульном листе его со­чинений название по-чешски и его имя и фами­лию - в чешской транскрипции, обязательно с птич­кой над r (?). Теперь он решил быть бдительным и везде подчеркивать свое чешское происхождение. Он чех. У него есть родина, и пусть все это знают. А если кому-нибудь его музыка не по вкусу, ка­жется грубой и пошлой, пусть не слушают. Он нико­му не навязывает своих сочинений, но писать их будет так, как сам считает нужным.
Увидя в Англии афиши, где он именовался на немецкий лад Антоном, Дворжак немедленно пот­ребовал перепечатать все афиши. Получив там после концерта приглашение от «Клуба немецких артистов» прибыть на вечер, устроенный в его честь, Дворжак отклонил приглашение, мотивируя тем, что не является немецким артистом.
Зимрок пытался увещевать Дворжака, говорил, что с немецким названием тетрадки печатных нот быстрее расходятся. В ответ Дворжак повторил свое требование и написал: «...нации, имеющие и представляющие искусство, никогда не ис­чезнут, даже если численно они будут еще меньши­ми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61