Николай II, скрепя сердце, оставивший сына снова в дамском обществе,
вернулся на фронт. Из Галиции, где государь дал смотр гвардейским частям,
он писал жене: "Они не проходили маршем из-за густой, вязкой грязи, а то
потеряли бы сапоги у меня на глазах... Уже начинало смеркаться...
Посередине огромной площади был отслужен благодарственный молебен. Сев в
автомобиль, я попрощался с войсками и услышал в ответ раздававшийся над
полем грозный рев... В тот день я дал смотр 84 000 одних лишь гвардейцев и
пригласил к себе на обед в поезд 105 полковых командиров... Скажи
Маленькому, что я ужасно соскучился по нему".
В Могилеве в доме губернатора обстановка изменилась. Разговоры стали
сухими и официальными. "Передай ему, - писал царь Александре Федоровне,
что они [иностранцы] всегда закусывают в маленькой комнате и вспоминают
его. Я тоже очень часто думаю о нем, особенно в саду по вечерам, и мне не
достает чашки шоколада в его обществе".
Восстанавливая здоровье, цесаревич оставался в Царском Селе, до конца
зимы. В каждом письме императрица сообщала супругу, как идут дела. "Слава
Богу, твое сердце может быть спокойно насчет Алексея. Бэби встал и будет
завтракать у меня в комнате. Он выглядит очаровательно, похудел, глаза
стали больше... Надеюсь, что ты найдешь его таким же кругленьким и
розовым, как и раньше... Бэби получил прелестную телеграмму от всех
иностранцев в Ставке, на память о маленькой комнате, в которой они сидели
и болтали во время закуски".
К февралю ребенок поправился в достаточной мере, чтобы выходить в
парк и играть в снежки. "Он [Алексей] подкрался сзади к младшей сестре,
которая его не заметила и кинул в нее огромный снежный ком, - писал
Жильяр. - Отец подозвал мальчика к себе и строго ему заметил: "Стыдно
тебе, Алексей! Ты ведешь себя как немец. Нападать сзади на человека
беззащитного - это гадко, подло. Предоставь это немцам!"
В мае 1916 года, полгода спустя после этого случая, императрица
неохотно отпустила сына с отцом в Ставку. Цесаревич получил повышение: из
рядового стал ефрейтором. "Он очень гордится своими нашивками и стал
проказливее, чем прежде, - писал Хенбери-Вильямс. - За завтраком он
подвинул ко мне все чашки, тарелки с хлебом, тосты, меню и т.д., до
которых в состоянии был дотянуться, а потом попросил отца сосчитать
количество предметов, скопившихся у меня".
20 декабря 1916 года наследник отправился в Ставку в последний раз.
Через несколько дней ему следовало возвращаться на зиму в Царское Село. До
наступления весны революция низвергнет его родителя с трона. В тот вечер
генерал Хенбери-Вильямс получил из Англии известие о том, что его старший
сын, воевавший во Франции, умер от ран. Генерал сидел один со своим горем
в тесной, почти без мебели комнатушке, и тут потихоньку открылась дверь.
Вошел Алексей. "Папа велел мне посидеть с вами. Он подумал, что вам,
наверное, тяжело оставаться одному".

22. "БЕДНЯГИ, ОНИ ГОТОВЫ ОТДАТЬ ЖИЗНЬ ЗА УЛЫБКУ"
Перед третьей битвой, развернувшейся в первые недели войны, поблекли
и победа французов на Марне, и разгром русских войск под Танненбергом. В
то время, когда кавалеристы Ранненкампфа врывались в селения Восточной
Пруссии, основное ядро австро-венгерской армии численностью в миллион
штыков двинулось на север от Галиции. Задачей австрийского генштаба было
отрезать Польшу от России. Менее чем за три недели русские остановили и
разбили наголову вторгшихся австрийцев. Были разгромлены четыре
австро-венгерских армии, двести тысяч солдат взяты в плен. Пал Львов,
столица Галиции, и русская кавалерия, перейдя Карпаты, вышла на дунайскую
равнину и устремилась к Будапешту и Вене. Охваченное ужасом, австрийское
правительство взмолилось о помощи, намекнув Берлину, что иначе может
заключить сепаратный мир с Россией.
Германский генеральный штаб приказал Гинденбургу направить союзникам
подкрепления. Два германских корпуса, дисциплинированные в Восточной
Пруссии, 14 сентября 1914 года повернули на юг; через два дня Гинденбург
отправил туда же еще два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию. Но и
этих сил, пожалуй, было бы недостаточно, если бы русское наступление не
прекратилось. Распоряжение на этот счет, столь обескуражившее боевых
генералов, имевших возможность вывести Австро-Венгрию из войны, поступило...
из Парижа. 14 сентября 1914 года Палеолог получил депешу от своего
правительства. "В ней мне давалась инструкция оказать давление на русское
правительство с тем, чтобы оно активизировало наступление своих армий на
Германию, - писал он. - Мы опасаемся, что довольно легкие победы в Галиции
вскружили головы нашим союзникам, и они могут забыть о германском фронте
ради того, чтобы продолжать продвижение своих войск к Вене". По указанию
царя, шедшего навстречу пожеланиям французов, победоносные русские войска
начали отход от Карпат. Две из четырех русских армий, находившихся в
Галиции, были переброшены на север, чтобы начать безрезультатное
наступление на Силезию. Снова Россия сделала великодушный жест, который ей
дорого обошелся, чтобы выручить оказавшегося в трудном положении союзника.
Решение это противоречило здравому смыслу. Недаром русская пословица
гласит: "За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь". Возможность
разбить наголову Австро-Венгрию в самом начале войны была упущена.
В первых же боях русские убедились, что по своим боевым качествам
австрийцы значительно уступают германцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227