Сорок минут спустя Алексеев позвонил Михаилу Александровичу: "Государь
желает поблагодарить ваше императорское высочество. Он отправляется в
Царское Село, чтобы там все решить". Когда министры узнали об этом, у них
опустились руки. Заседание кабинета было прервано - как позднее
выяснилось, навсегда - и министры покинули здание. Большинство из них
пришли вечером в Таврический дворец, чтобы сдаться и оказаться под защитой
Временного правительства.
Между тем события развивались с головокружительной быстротой. Получив
вечером царский рескрипт, повелевающий прервать занятие Думы, в восемь
утра Родзянко собрал у себя в кабинете руководителей всех политических
партий. Было решено рескрипту не подчиняться и продолжать заседания. В
половине второго к Таврическому дворцу с пением "Марсельезы" и красными
флагами в руках подошли огромные толпы рабочих и солдат, чтобы поддержать
Государственную Думу и получить у нее указания. Ворвавшись во дворец,
чернь рассыпалась по коридорам и залам, заполонив все здание парламента.
Толпа была разношерстная, возбужденная: рослые, вспотевшие в своих грубых
шинелях солдаты; восторженно вопящие студенты. Порой попадались заросшие
щетиной старики, освобожденные из тюрем.
- Я должен знать, что я могу сообщить им, - воскликнул, обращаясь к
Родзянко, Керенский, видя, как толпа окружает растерянных депутатов. -
Могу ли я заявить, что Государственная Дума с ними, что она берет
ответственность на себя, что она возглавляет правительство?
У Родзянко выбора не было, и он согласился. По-прежнему преданный
государю, он не желал стать отступником и заявил, обращаясь к Шульгину: "Я
не хочу бунтовать". Шульгин, хотя и был монархистом, сознавал суровую
необходимость: "Берите власть, Михаил Владимирович... Если министры
сбежали, должен же кто-то их заменить". Родзянко то и дело вызывали на
крыльцо. Он заявил, что Государственная Дума не намерена распускаться и
принимает на себя функции правительства. В три часа дня на заседании Думы
был назначен Временный кабинет с целью восстановления порядка и управления
мятежной солдатской массой. В Комитет вошли представители всех партий,
кроме крайних правых.
Однако падением царского правительства и образованием комитета Думы
дело в тот памятный день и кончилось. Тогда же возник еще один орган
власти, совет рабочих и солдатских депутатов [(По словам современника,
подавляющее большинство членов Петроградского совета солдатский и рабочих
депутатов не были ни солдатами, ни рабочими.)], причем один депутат
избирался от роты революционных солдат или тысячи рабочих. Как ни
парадоксально, но новоявленный Совет уже вечером заседал под одной крышей
с Государственной Думой.
Повинным в такой необычной ситуации был Керенский. Позднее свои
действия он объяснил следующим образом: "Взбунтовался весь гарнизон, и
солдаты шли к Думе... Естественно, возник вопрос... каким образом, кто и
как будет руководить солдатами и мастеровыми; ведь до сих пор их движение
было совершенно неорганизованным, нескоординированным и анархичным.
"Совет?" - воскликнул кто-то, вспомнив 1905 год... Необходимость какого-то
центра для руководства массами создавалась всеми. Самой Думе нужна была
связь с представителями восставшего народа; без этого наладить порядок в
столице было невозможно. По этой причине был спешно создан Совет; причем
отнюдь не в качестве орудия борьбы. Просто часа в три или четыре дня ко
мне обратились организаторы с просьбой предоставить им подходящее
помещение. Я поговорил с Родзянко, и дело было улажено".
В Таврическом дворце, построенном в XVIII веке и подаренном
Екатериной II своему фавориту князю Потемкину, два крыла. Одно занимала
Государственная Дума, другое, в котором прежде заседала бюджетная комиссия
Думы, было передано совдепу. После этого, писал Керенский, "рядом
обосновались две России - Россия правящих классов, которые были побеждены
(хотя еще и не ведали об этом)... и трудовая Россия, шагавшая, того не
подозревая, к власти".
Хотя Родзянко был председателем Временного комитета Думы, с самого
начала центральной фигурой стал Керенский. Еще молодой (ему было тридцать
шесть лет), он явился как бы посредником между Советом и Комитетом Думы.
Он был избран заместителем председателя Совета, а три дня спустя назначен
министром юстиции недавно созданного Временного правительства. "Слова и
жесты Керенского были резки, отчеканены, глаза горели, - писал в своей
книге "Дни" В.В.Шульгин. - Он вырастал с каждой минутой..." Один за другим
прибывали арестованные - князь Голицын, Штюрмер, митрополит Питирим, - все
члены кабинета министров. Некоторые приходили сами. Скольким из них
Керенский спас жизнь!
"- Иван Григорьевич Шелговитов, - произнес он с вдохновенным видом. -
Ваша жизнь в безопасности... Государственная Дума не проливает крови".
Можно по праву сказать, что именно Керенский предотвратил
кровопролитие. "В первые дни революции, - писал он, - Дума была
переполнена самыми ненавистными царскими чиновниками. День и ночь
революционный вихрь бушевал вокруг арестованных. Огромные залы и
просторные коридоры Думы заполнили вооруженные солдаты, рабочие и
студенты. Волны ненависти бились о стены дворца. Стоило бы мне пошевелить
пальцем или просто закрыть глаза и умыть руки, как это произошло в октябре
при Ленине".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227