– А знаешь, почему ты не можешь его разлюбить? Потому что недостаточно любил его при жизни.
Сцепив зубы, Калеб удержал гневный вопль.
– Что за чушь! Ток-шоу наслушался? Что ты вообще в этом понимаешь? Ни хрена!
Он изумился собственной ярости. Скрыть ее не удалось, Тоби явно испугался.
– Извини! – заблеял он. – Но я так тебя люблю, вот и несу всякую чушь!
Калеб отвернулся, сожалея уже и о своей вспышке, и о вырвавшихся у него словах.
– Иди домой, Тоби. Домой, или на работу, куда шел. Мы не подходим друг другу.
– И на твой праздник не приходить?
– К черту праздник! – свирепо расхохотался Калеб. – Приходи, не приходи – без разницы. А сейчас иди. Очень тебя прошу. Устал до смерти и не в настроении.
Тоби поднялся и застыл на месте, моргая, гримасничая. Актер изобразил «глубокое раздумье».
– Ладно, я уйду! – провозгласил он, наконец.
Калеб проводил его через квартиру до двери.
– Извини, насчет Бена я сморозил глупость, – сказал Тоби. – Я не имею права лезть в это. Конечно же, ты любил его.
Они вышли в холл.
– До свидания, – произнес Калеб, протягивая руку.
– Что? – Тоби уставился на раскрытую ладонь. – Не хочешь даже обнять меня? Боишься, что полезу целоваться?
– Не стоит, Тоби. В другой раз.
Тоби попятился, отдернул руку и поднял ее как можно выше, словно Калеб собирался ее ловить.
– Тогда я и прикасаться к тебе не стану.
– Вот и хорошо. Проведи ночь с Генри Льюсом. Береги себя. – Калеб не собирался иронизировать, но невольно у него вырвался очередной сарказм.
На площадке у лифта Тоби приостановился.
– Ты не понимаешь! Ты еще поймешь! Пройдут годы, и ты увидишь: я – лучшее, что было в твоей паршивой жизни!
И он опрометью бросился вниз по лестнице. Не стоило портить заключительную ремарку, банально дожидаясь лифта.
Калеб спокойно затворил дверь, повернул ключ в замке. Улыбнулся.
Ведь и правда смешно, абсурдно даже. Красивый, милый, привлекательный мальчик добивается его внимания. Насквозь эгоцентричен? Что тут такого? Неуверен в себе до такой степени, что ревнует к мертвецу? Зато молод, хорош собой, горяч, а главное – доступен. Скучен, но разве это главное? Секс – такая глупая штука. Ради секса человек променяет мир и покой на плохую компанию и нудные беседы.
Под настроение Калеб позволил бы себя любить, пока Тоби на это способен. У Тоби – первая любовь, вернее – первое востребованное чувство, пусть на него ответили не любовью, а всего лишь похотью. Любая взаимность была для этого мальчика столь новой, столь радостно неожиданной, что пройдет немало времени, пока он осознает, наконец, как мало они с Калебом подходят друг другу.
Генри Льюс его обработает, сказал себе Калеб. У Льюса закаленное сердце. Артист, знаменитость. Он таких мальчиков дюжинами глотает, как пончики.
28
– Лублу тэбя, как свынка гразь! – Эта фраза возникла в голове Джесси, пока она ехала в метро, в готовом виде, вместе с иностранным акцентом. К чему сказано, откуда взялось? Почему-то эти слова ассоциировались с Гретой Гарбо.
– Сообщение для Джессики Дойл. Говорит Аллегра. Как насчет кофе? Нужно посоветоваться. Биип.
Запись дожидалась Джессику на автоответчике Генри. Она догадывалась, о чем пойдет речь: притащить Калеба на «2Б». Почеши мне спинку еще раз, и я тебе почешу – при случае. Аллегра – это Аллегра. Но Джессику эти отношения устраивали – по крайней мере, никаких иллюзий.
– Привет, Аллегра. Кофе – это мысль. Три часа подойдет? Встретимся в Центральном парке. Хороший день, что взаперти сидеть? Позвони, договоримся.
Щелк-щелк-щелк.
Генри уже гремит железом в столовой.
Джесси принялась за работу. Проверила расписание, записала Генри к зубному, заказала столик в ресторане. На следующей неделе он обедает с Кристиной Риццо и Руфусом Бруксом, писакой из Голливуда. Потом явился курьер с заказной бандеролью, и Джесси расписалась за Генри. Она научилась подделывать его небрежную закорючку. Плоская бандероль от Адама Рабба.
Генри выглянул из-за угла.
– Джесси, дружок, как тебе это? – Он задрал футболку и мрачно созерцал свой живот.
– Отлично. – Не гладильная доска, конечно, но под легким пушком седых волос набухают тугие мышцы.
– Пузцо не раздалось?
– Нет-нет. Таким животом был бы доволен и человек на десять, на двадцать лет моложе. – Возраст Генри менялся по настроению.
– Сегодня у нас свидание? – осведомилась она.
– Что? А, нет! – Рассмеялся Генри. – Увы! Просто решил подтянуться. Размяк совсем с этой пьесой. – Он заправил рубашку в штаны.
Нет, у него точно наклевывается свидание, не сегодня, так в ближайшее время.
– Лублу тэбя, как свынка гразь! – медленно произнесла она, интонацией закавычив цитату.
– Что такое? – нахмурился Генри.
От неловкости Джесси рассмеялась.
– Это из кино. Отчего-то вспомнилось сегодня, в метро. Кажется, это Гарбо говорит, но я не уверена.
– Думаешь, Гарбо? По мне, скорее Дитрих.
– Это мой скверный акцент.
Генри призадумался на минуту:
– Нет, дорогая, извини. Для голубого у меня память неплохая, но такой реплики не помню. А это что? – Он ткнул пальцем в бандероль.
– Только что принесли. – Джесси передала сверток Генри. – От Адама Рабба.
Генри прикинул вес на руке.
– Слова, слова, слова. Грозился прислать мне сценарий. Чтобы я прочел роль, которую отдали Малковичу.
– А для вас роли нет?
– Разве что дворецкого. – Он перебросил бандероль обратно Джесси. – Значит, мое брюхо небезнадежно? Да? Пойду качать железо. – С этими словами Генри вернулся в столовую.
Джесси вынула сценарий из картонной упаковки – «Гревиль. По роману…» – и положила на стол в кучу непрочитанных книг, пьес и сценариев, которые со всех сторон стекались к Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108