.. Хотел он того или не хотел, но в его интересах было в какой-то мере блюсти интересы этих дикарей — как про себя называл туркмен Аббас-Кули-хан за их непостижимое для его взращенной в атмосфере придворного раболепия натуры свободолюбие...
— Ну, если все и со всем до сих пор были согласны,— вымолвил Ораз-хан,— то настала пора, почтенный посланник шахзаде, услышать нам теперь ваше пятое условие.
— Оно обычно,— ответил Аббас-Кули-хан настолько равнодушным тоном, что все насторожились.— Впрочем, это даже и не условие, а то, чем всегда скрепляются подобные договоры...
— Уж не о заложниках ли речь ведет почтенный посол? — насмешливо спросил поэт Молланепес.
— О них, ученый человек,— спокойно отвечал Аббас-Кули-хан.— И как просвещенному человеку, вам должно быть ведомо, что это соответствует обычаю...
— Заложники?!
— Людей отдать?!
— Свободных запихнуть в тюрьму?!
— Ни в чем не повинных соплеменников своими руками пораспихивать по мешхедским и тегеранским темницам?..
Послышались и другие, еще более резкие возгласы, выражавшие всеобщее негодование.
— Как можем мы отдать в залог людей, когда ни я, ни кто другой не может поручиться, к примеру, за моего отца?! — вскричал Сердар.— Он завтра же сколотит себе шайку аламанщиков и налетит на Иран ли, на Бухару ли... Для Аташира это все равно...
— Почтенный Сердар-бег неправильно нас понял,— улыбаясь, стал объяснять Аббас-Кули-хан.— Мы ведь пока что, буду с вами откровенен, тоже не в состоянии поручиться за своих разбойников. Да не воспримет этих слов никто за мое желание оскорбить отсутствующего здесь Аташира-эфе. Но ведь и вы так называете аламанщиков...
— Да, так же,— с досадой ответил Ораз-хан.
— Так вот,— продолжал Аббас-Кули-хан.— Действия людей, подобных отцу почтенного Сердар-бега, и с той и с этой стороны не входят в содержание нашего договора, ибо эти люди руководствуются только своим нравом... Более того. Вы все, тут ныне присутствующие, тронули мое сердце, а потому я буду с вами откровенен до конца... Сейчас между Ираном и Хивой назревают трения. Дело может дойти и до столкновений... Так вот, в Тегеране, к сожалению, вас знают меньше, чем я. И опасаются увидеть туркменскую конницу в рядах войск Мадемина. Только поэтому как шахиншах, так и шахзаде настаивают на заложниках... Если туркмены будут строго соблюдать этот самый для Ирана главный пункт договора — не вступать в союз с Хивой, то вашим людям у нас ничто не грозит...
— Спасибо тебе, Аббас-Кули-хан, за твою откровенность с нами,— заговорил Заман-ага.— Хотелось бы нам в нее верить. Не так уж много у текинцев друзей при шахском троне. Теперь, как понял я, мы можем обзавестись сразу двумя, тобой и твоим принцем... Но тогда ответь нам, почему так вышло: мира запросили вы, а заложников требуете с нас?..
— Да?..
— Это верно...
— При всяком договоре имеются две стороны...
— Наберитесь терпения, люди,— подняв руку, сказал посланец иранцев.— Если вы согласны кормить наших людей, то, ради аллаха, можете их брать. Шахзаде так и сказал мне. Сколько вам прислать? Десяток? Сотню? Или три сотни?.. Но только я предупреждаю вас, что шахские сербазы чертовски прожорливы,— расхохотался Аббас-Кули-хан, а серахсцы, наоборот, все приуныли и растерялись, они никогда с подобным не сталкивались...
Их выручил начавший снова устраивать поудобнее свою больную ногу Тангрыназар-бай.
— Договор, бумажка величиной с ладонь, люди под замками там и тут,— заговорил он скрипучим голосом.— Не по душе мне все это... Ужели мало рыцарского слова и с той и с этой стороны? В день светопреставления4 неужели каждый не намеревается держать ответ за свое слово?.. Надо прекратить разговоры о заложниках. Туркменам не только от Хивы и Бухары, но ни от кого другого не хочется быть зависимыми. К чему нам людей выдавать в залог подобной истины?..
— И за подобными Салару туркмены больше не последуют, даже если бы они и не заключали никакого договора об этом,— добавил Говшут-хан.— У нас своих забот по горло. Давно пора ими заняться...
— Выходит так,— улыбаясь, сказал Молланепес,— будто голодного посадили перед блюдом жирного плова, да еще и угрожают ему: «Голову свернем тебе, если не станешь есть!»
— Но, почтенные,— не согласился с подобными доводами посланник принца,— память о вашем участии в мятеже еще слишком свежа. К тому же среди вас я вижу и хивинских нукеров...
— Брат наш Сапармет, ты можешь объяснить послу, как ты и остальные наши братья, которые явились вместе с тобой, оказались в Серахсе,— сказал Ораз-хан.
— Мы все пришли защищать страну наших сородичей против воли наместника Хивы...
«Глупец! — мысленно выругал себя Аббас-Кули-хан.— Я мог бы запросить с них подороже, если бы не попался на такой жалкий крючок...»
— Не усомнился ли посланец светлого принца в словах нашего друга и брата Сапармета? — спросил Ораз-хан.
— Нет, досточтимый Ораз-хан. Йомуда сразу можно узнать и по лицу, и по его деяниям. Моя вина, что я не сразу разгадал так ловко предложенную вами загадку... Однако условия договора составлял не я, думаю, что и не светлейший шах-заде... А потому изменить что-либо в этом документе,— указал посол на лежавший перед ним бумажный свиток,— не в моей воле.
— Люди добрые,— заговорил Бегнепес-бай,— давайте так и поступим, как предлагает наш славный гость, почтенный Аббас-Кули-хан.— Ведь за время досадной размолвки между нами, во время сражений кое-кто из наших джигитов оказался в плену. Пускай они и станут нашим залогом...
Подобным предложением были возмущены все серахсцы. Как? Отдавать в неволю своих боевых товарищей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133