— Наши земли от Мешхеда лежат на севере, хотя бы на пядь, но мы там будем ближе к своей стране,— ответил тогда Ораз-хан от имени всех соплеменников.
И весьма искушенный в восточной дипломатии принц понял, что этими словами его туркменские союзники дают ему понять, что не притязают они на разделение с ним власти в Иране, но напоминают о его обещаниях, связанных с туркменским вопросом. Такой ответ не противоречил устремлениям и планам самого принца, поэтому он любезно простился с ханами и приказал при них, чтобы туркменским воинам вдоволь поставляли пищи и всего необходимого снаряжения, а предводители их ели то же, что подается на стол ему, принцу...
Однажды после полудня через восточные ворота в Мешхед въехал отряд в три сотни всадников. Отборные рослые джигиты в белых лохматых папахах, в зеленых шелковых косоворотках, поверх которых красные халаты и бурки, обуты эти воины были в желтые сапоги, желтые же широкие канты украшали их черные штаны. Под этими всадниками гарцевали остроухие, длинноногие стройные ахалтекинские скакуны.
Ораз-хан только подметил, как потемнело лицо Гарао-глан-хана, увидевшего джигитов и их предводителя, соскочившего с коня и подошедшего к туркменским военачальникам молодого красивого мужчину, тоже высокого роста. «Да ведь это же Нурберди-хан,— узнал прибывшего Ораз-хан.—
Ближайший соратник Гараоглан-хана. И тому не нравится что этот красавчик оставил родные места...»
Согласно обычаю, с соблюдением возрастной разницы перешли к вопросам и ответам приветственного церемониала. Затем Нурберди-хан с большим почтением обратился к Ораз-хану:
— О вас, почтенный Ораз-хан, слышал от своего отца много лестного. Возглавив крупнейшие кланы текинцев, вы привели их в благодатный Серахс. Мы гордились вами со стороны очень долго. И вот наконец довелось повидать вас лично...
Сказанное молодым человеком можно было принять и за обычную вежливость, но его искренний голос и открытое, лишенное даже намека на лукавость лицо, на котором выражалась неподдельная почтительность, тронули обычно бесстрастного Ораз-хана.
— Спасибо тебе, брат, за приятные слова. Можешь рассчитывать на нашу дружбу и доброе отношение. Особенно приятно, что молодость так чтит старость,— обратился Ораз-хан уже к Гараоглан-хану, чтобы загасить способную зародиться у того искорку ревности, и действительно добился смягчения взгляда, каким тот смотрел на Нурберди-хана.— С такими сподвижниками, Гараоглан, тебе не страшны любые противники. Этот юноша способен не только сокрушать, но наделен и умением захватывать в плен сердца...
— Сердце подсказывало, дорогой Говшут-хан, что повстречаемся и с вами в самое ближайшее время,— приветствовал Нурберди-хан уже другого предводителя.
— Дай аллах, чтобы остальные наши встречи происходили уже на родной земле,— ответил тот.
«Немного гнева его предводителя отвел от мальчишки,— подумал Ораз-хан, уже начав догадываться о причине недовольства Гараоглан-хана,— а дальше пускай сам выкручивается при их личной встрече...»
А личная встреча Гараоглан-хана и Нурберди-хана действительно была не из приятных.
— На кого я оставил Ахал? — резко спросил Гараоглан-хан, когда они оказались вдвоем в его шатре.
— На меня,— растерянно ответил Нурберди-хан.
— А вы?
— А мы решили прогуляться, проведать вас, узнать, не нуждаетесь ли вы в подмоге...
— Я что, не умею писать? Или вы думаете, все лучшие ахалтекинские скакуны достались вашим джигитам? Правам гонца, если бы мы тут нуждались в вашей помощи.
— Гараоглан-хан,— стал оправдываться молодой человек,— вы же знаете, что не в моем характере отлеживать бока у очага, когда другие сражаются. Что с того, что мы прибыли сюда? Велика ли беда? Неделю, другую пробудем при вас, порубаем с вами врагов, остудим свой пыл и айда домой...
— Есть притча, Нурберди, говорящая о том, что дети благородных родителей бывают смолоду толковыми, а у неблагородных — они чем старше, тем становятся глупее. Я знал тебя как дитя благородной семьи. И ты не должен опровергать моего высокого о тебе мнения...
Видя мрачное выражение лица Гараоглан-хана и не понимая причины его резких слов, Нурберди-хан полушутливо полусерьезно ответил:
— Если мы не оправдаем вашего доверия, Гараоглан-хан, то будем самыми плохими людьми!
— На кого ты оставил Ахал, Нурберди? По-твоему, его способна защитить и сорока?
— Страна осталась не без присмотра. И не сороке я поручил ее охрану, а оставил льва. Если там стоит Чопан-Батыр, кто посмеет ступить на земли ахальские, Гараоглан-хан?
Теперь уже не раздражение, а вспышка гнева сверкнула в глазах Гараоглан-хана, но он быстро погасил ее.
— Как ты думаешь, Нурберди, почему не ему, а тебе, отъезжая сюда, доверили мы свое ханство?
— Не знаю. Такова была ваша воля.
— Поэтому! — вскричал Гараоглан-хан.— Потому, что вы не знаете. Потому, что у вас в голове не может даже мысли плохой зародиться... Мой мальчик, я и вручил вам на время власть над нашей страной, ибо каждый способен прочесть у вас на лице, что в наши смутные времена не перевелись еще люди, заслуживающие доверия...
— А чем же Чопан не внушает доверия, Гараоглан-хан?
— Он утамыш. А разве не утамыши подняли на нас оружие, когда мы последовали за принцем Саларом?
— Чопан оружия не поднимал, Гараоглан-хан! Он в это время был в окрестностях Хивы,— горячо вступился Нурберди за человека, к которому питал уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133