Общежитие...
Изо всех щелей на меня обрушились стуки, крики, хохот. Вот и комната
22. Она оказалась в самом конце коридора. Я торопливо постучал в белую
замусоленную дверь, мне хотелось поскорее скрыться за этой дверью. Я до
ужаса ненавижу общежития! Я всегда избегаю долго в них находиться. Все
общежития у меня ассоциируются с какой-то заразой, уж лучше снимать
квартиру... Общежитие - это же унижение, уничтожение самостоятельности,
творчества и человеческой личности! Здесь как нигде и никогда к тебе лезут
изо всех щелей, и ты можешь лезть в каждую щель, и попробуй только закрой
свою щель, не пусти! Ты станешь уже не общим, и тогда... Ты сам уйдешь из
общежития... Но это еще полбеды! Из общежития можно уйти... А вот если
целая страна является общежитием?! Планета?
Как назло, мне не открывали. Пришлось постучать еще и еще раз. Я
прислушался: за дверью послышалось то ли шарканье, то ли возня... Я не
выдержал и крикнул прямо в дверь:
- Саша, Корщиков! Это я - Сережа, Истина, вчерашний знакомый, - и я
снова прислушался.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, послышался голос Корщикова:
- Заходите.
- Что так долго? - спросил я. Мне хотелось спросить весело, но у меня
вышло громко и грустно. Тяжело перестраивать свое настроение в единый
момент, а надо бы научиться! В общежитии без этого - не выжить!
- Т-с-с... Я задремал, - сказал Корщиков шепотом, - сынишка еще спит,
пожалуйста, тише...
Я протиснулся в комнату. Саша оказался передо мной в одних плавках.
Он осторожно прикрыл дверь и предложил:
- Проходите сюда, э-э, нет, лучше туда, в кресло у окна. А я сейчас
только умоюсь.
Кресло слегка поскрипывало, я приютился в нем потихоньку и
наконец-таки вдохнул свежего воздуха из открытого окна: надышавшись,
огляделся по сторонам. За разноцветной шторой у входной двери шипела вода,
а здесь, неподалеку от меня, на распахнутом диване спал мальчик лет
четырех с очень крупной, как мне показалось, головой.
Вскоре из-за шторы появился раскрасневшийся Корщиков. Он надел трико,
порылся в книжном шкафу и, достав оттуда черный пакет, протянул его мне.
- Вот, это Владимир Шмаков. Если не трудно, отпечатайте, пожалуйста,
экземпляр и для Ани, - попросил он.
- Конечно, отпечатаю, - сказал я и, приняв пакет, спросил. - Когда
мне вернуть эти негативы?
- Ну, я думаю, недели три хватит, чтобы все отпечатать?.. - то ли
рассуждая вслух, то ли спрашивая, сказал Корщиков.
- Постараюсь уложиться, - заинтересованно определил я и добавил, -
хотя работы немало!.. Сколько всего страниц? - заглядывая внутрь черного
пакета, спросил я.
- Чуть более пятисот, - ответил Саша и сел напротив меня на довольно
расшатанный, жиденький, как этажерка, стул.
Мы заговорили врастяжку, с паузами, будто на разных языках, как бы
прислушиваясь к незримому переводчику, сидящему между нами. Таинственные
паузы вкрадывались в наш диалог, эти паузы я тоже осмысливал, и даже, мне
показалось, осмысливал не меньше, чем сами слова Корщикова.
Я отложил черный пакет в сторону, на подоконник. Пауза продолжала
висеть между мною и Сашей.
- Отвратительное место общежитие, не правда ли? - сказал Корщиков.
- Я бы сказал даже - мерзкое, - ответил я.
- Да, но, как бы оно плохо ни было, а только чем ни хуже, тем лучше,
- удивил меня Корщиков.
- Вы сказали: чем ни хуже, тем лучше? - переспросил я.
- Да, - подтвердил он.
- Но, тогда, Саша, позвольте вас не понять!
- Сосредоточиваться в безветрии, тишине и покое, - это хорошо! -
сказал Корщиков. - Но это такое непрочное умение! От малейшего шороха
может рассыпаться... Куда сложнее застолбить свое внимание на чем-либо
среди отвлекающей тебя призрачности. Поверьте, в магии, например, это
очень важное обстоятельство.
- Ну, это в магии, а в жизни все, скорее, наоборот, - возразил я. -
Хотя, про себя, мне именно так и хотелось думать!
- Одни говорят - магия, другие говорят - жизнь. В чем разница? Суть
одна. Названия - разные, - пояснил Корщиков.
- Ну, уж я не соглашусь с вами, что жизнь и магия - одно и то же.
- Согласитесь или нет, от этого суть все равно не изменится, - сказал
Корщиков. Он абсолютно уверенно посмотрел мне в глаза.
Все-таки пауза великая вещь! Ничего на свете нельзя делать без пауз.
А разговор без пауз - не разговор, а так, информативное общение, и
только... Я молчал с полминуты.
- Вы можете смело расспрашивать меня по своему усмотрению, -
предложил Корщиков.
- Вы знаете, - сказал я, - не люблю "вечера вопросов и ответов".
- Понимаю, - кивнул Корщиков, - чувствуете напряженность? Ну, что
ж...
- Совершенно верно, чувствую!
- Тогда... Спрошу я. Можно?
- Спрашивайте.
- Хорошо... Что побудило вас заинтересоваться Шмаковым, ну и так
далее?
- Э-э... Как вам сказать... Мне порою кажется, что тяга к необычному
у меня в крови, она скорее неосознанная, чем направленная, и больше
символична, чем рассудительна... Здесь и вера в Бога, и в приметы, ну и
конечно же состояния восторга, радости, таинственности, если хотите, -
даже страха!
Корщиков улыбнулся, но как-то по-доброму, и эта улыбка меня ничуть не
смутила.
- Например, в детстве, - продолжал я, - каждое лето я проводил у
своей бабушке в деревне. Напротив ее двора жила одинокая старая женщина -
настоящая монашка! - баба Домна... Она никогда в жизни не была замужем! Я
часто бегал к ней в гости, через дорогу, и подолгу засиживался за чтением
Евангелия и других священных книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161