Кроме того, теперь это можно официально
объяснить ошибкой в расчетах, или, скажем, диверсией.
Зеллаби чертил какой-то узор на скатерти, глядя в пол. Потом он вновь
поднял взгляд на Бернарда.
- Вы сказали, на прошлой неделе. Какого числа?
- Во вторник, второго июля, - сказал Бернард.
Зеллаби несколько раз медленно кивнул.
- Но как, интересно, узнали наши?.. - задумчиво сказал он.

После обеда Бернард объявил, что снова собирается на Ферму.
- Мне не удалось поговорить с Торренсом, пока там был сэр Джон, - а
потом, понятное дело, мы оба нуждались в передышке.
- У вас нет никаких идей насчет того, что делать с Детьми дальше? -
спросила Антея.
Бернард покачал головой.
- Даже если бы у меня и были какие-то идеи, они, скорее всего, были
бы служебной тайной. Сейчас я хочу послушать, не предложит ли что-нибудь
Торренс, с его знанием Детей. Я надеюсь вернуться через час или два, -
добавил он, уходя.
Выйдя из дома, он машинально направился к автомобилю, но, уже
взявшись за ручку, передумал. Небольшая прогулка не повредит, рассудил он
и быстро зашагал по дороге.
Едва выйдя из ворот, он заметил, как невысокая женщина в голубом
костюме, чуть помедлив, пошла ему навстречу. Лицо ее слегка порозовело, но
двигалась она решительно. Бернард приподнял шляпу.
- Вы меня не знаете. Я мисс Лэмб, но, конечно, мы все знаем вас,
полковник Уэсткотт.
Бернард слегка кивнул в ответ, думая о том, что именно и как давно мы
все (надо полагать, подразумевался весь Мидвич) о нем знают, и спросил
мисс Лэмб, чем он может ей помочь.
- Я по поводу Детей, полковник. Что с ними будет?
Вполне искренне Бернард ответил, что никакого решения еще не принято.
Мисс Лэмб слушала, напряженно глядя ему в лицо и сложив перед собой руки в
перчатках.
- Им не сделают ничего плохого, правда? - спросила она. - О, я знаю,
то, что случилось прошлой ночью, - ужасно, но они не виноваты. Они еще не
понимают. Они такие маленькие... Я знаю, что они выглядят вдвое старше, но
ведь это не важно, правда? Они просто не понимали, что делают. Они
перепугались. Да разве любой не испугался бы, если бы к его дому пришла
толпа и захотела его поджечь? Мы бы все испугались. У людей должно быть
право на самозащиту, и никто не вправе за это обвинять. Да если бы они
пришли к моему дому, я защищалась бы чем попало, хоть топором.
Бернард в душе усомнился. Было очень непросто представить себе, как
эта маленькая женщина с топором в руках противостоит целой толпе.
- Они наломали слишком много дров, - мягко напомнил он.
- Я знаю. Но когда ты мал и испуган, очень легко оказаться более
жестоким, чем хотел. Когда я была маленькой, я видела такие
несправедливости, которые просто жгли меня изнутри. Если бы у меня хватило
сил сделать то, что мне тогда хотелось, это было бы ужасно, действительно
ужасно, уверяю вас.
- К несчастью, - заметил он, - Дети такой силой обладают, и вы должны
согласиться, что им нельзя позволить ею пользоваться.
- Нельзя, - согласилась она. - Но они и не станут, когда подрастут и
поймут. Я уверена, что не станут. Люди говорят, что их надо отправить
отсюда подальше. Но вы не сделаете этого, правда? Они такие маленькие. Я
знаю, они своенравны, но они нуждаются в нас. Они не испорчены. Если они
останутся здесь, мы научим их любви и благородству, докажем, что люди
действительно не хотят им зла...
Она умоляюще посмотрела ему в лицо полными слез глазами, с волнением
сжав руки.
Бернард посмотрел на нее с грустью, удивляясь тому, насколько должен
быть слеп материнский инстинкт, чтобы эта женщина продолжала считать шесть
смертей и множество серьезных ранений всего лишь результатом детских
шалостей. Он почти видел стройную золотоглазую фигурку, которая полностью
завладела ее сознанием. Эта женщина никогда не сможет обвинить в чем-либо
ни одного из них, никогда не перестанет обожать их всех, никогда ничего не
поймет. В жизни ее было только одно-единственное чудо... Ему больно было
смотреть на мисс Лэмб.
От него почти ничего не зависит, объяснил Бернард ей и заверил,
стараясь не пробуждать напрасных надежд, что обязательно включит в отчет
все, о чем она ему говорила. Затем он попрощался с мисс Лэмб как можно
мягче и пошел дальше, ощущая спиной ее тревожный укоризненный взгляд.
В поселке царила атмосфера подавленности. Люди, попадавшиеся
навстречу, за исключением одной-двух беседовавших пар, казалось, были
погружены в свои собственные мысли. Вокруг лужайки ходил одинокий
полицейский, и видно было, что ему это до смерти надоело. Урок номер один,
который Дети преподали Мидвичу - группами собираться опасно, - кажется,
был усвоен. Прямой шаг к диктатуре: не удивительно, что русские не стали
ждать, что еще произойдет в Гижинске.
Пройдя ярдов двадцать по Хикхэмской дороге, Бернард увидел двух
Детей. Они сидели на обочине и так напряженно смотрели куда-то вверх и в
сторону, что даже не заметили его приближения.
Бернард остановился и, проследив за их взглядом, в тот же момент
услышал гул двигателей. Самолет был хорошо виден - серебристый крестик на
фоне голубого летнего неба, он летел в сторону поселка на высоте около
пяти тысяч футов. Неожиданно от него отделились пять черных точек, один за
другим раскрылись пять парашютов и медленно поплыли вниз. Самолет летел
дальше.
Бернард снова взглянул на Детей и заметил, как они обменялись
удовлетворенными улыбками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72