В таких обстоятельствах никакая предосторожность не покажется излишней.
Через боковую улочку я просочился во внутренний двор мотеля, где остановилась Амелия. Дверь мне открыла Элли Морган.
– Она спит, – шепотом предупредила Элли. – Но не станет возражать, если ее разбудят.
Они занимали смежные комнаты. Я прошел к Амелии, и Элли закрыла за мной дверь.
Амелия была теплой и мягкой после сна, от нее тонко пахло лавандой – она любила лавандовую ароматическую соль для ванн.
– Марти рассказал мне, что произошло, – сказала она, – Наверное, это ужасно – ты как будто потерял один из органов чувств…
Я не смог ей ответить. Просто крепко прижал к себе.
– Ты уже знаешь о той женщине и… – Амелия запнулась. – И о Рэе?
– Я был там. Говорил с ней.
– Доктор собирался подключить ей имплантат.
– Они уже все сделали. Быстрое вживление. Рискованная операция. Она из «Молота Господня», из той же ячейки, что и Инграм, – и я вкратце рассказал Амелии о генерале из Пентагона. – Я не думаю, что здесь ты в безопасности. Тебе надо вообще выбираться из Гвадалахары. Эта стерва проследила за нами от Дома Бартоломью до самых дверей клиники по снимкам с низкоорбитальных следящих спутников.
– В нашей стране правительство использует спутники, чтобы следить за своими собственными гражданами?
– Эти спутники летают вокруг всего земного шара. Правительство просто избавило себя от лишних хлопот и не стало отключать их, когда те пролетают над Соединенными Штатами. – В комнате обнаружилась встроенная в стену кофеварка. Не отвлекаясь от разговора, я подошел и включил ее. – Я не думаю, что этому Блайсделлу известно, где именно мы сейчас находимся. Иначе он послал бы целую команду наемников вместо одного убийцы или, по крайней мере, направлял сюда боевиков вызволить ее и привезти обратно.
– А с этих спутников было видно каждого из нас или только автобус?
– Автобус и вездеход.
– Тогда я могу спокойно уйти отсюда, сесть на поезд и просто уехать в какую-нибудь другую часть Мексики.
– Не знаю… У этой женщины была твоя фотография. Значит, Блайсделл даст твое фото и следующему убийце. Они могут подкупить кого надо, и тогда каждый полицейский в Мексике будет разыскивать тебя.
– Приятно чувствовать, что ты кому-то нужна.
– Может, тебе стоит поехать вместе со мной в Портобелло? Мы спрячемся в Здании 31 и пересидим, пока все не закончится. Марти наверняка сможет выписать для тебя пропуск на базу.
– Хорошо, – Амелия потянулась и зевнула. – Я несколько часов проверяла расчеты. Хорошо бы еще и ты все перепроверил, а потом мы сможем отослать это по общественному комму из аэропорта, перед самым вылетом.
– Хорошо, я проверю. Удивительно, как приятно для разнообразия немного позаниматься физикой!
Амелия написала очень хорошую, краткую и понятную статью. Я добавил только одно примечание, где обосновывал возможность применения псевдооперантной теории в таких расчетах.
Я прочитал и статьи, которые написала Элли, для научно-популярных журналов. Мне они показались неубедительными – там не было никаких расчетов, – но я решил, что лучше держать рот на замке и положиться на опыт Элли в вопросах журналистики. Однако Элли все равно почувствовала мое недовольство и сказала, что писать о математике, не приводя никаких расчетов, – это, конечно, все равно что писать о религии, не упоминая бога, но абсолютно все издатели уверены, что девяносто процентов читателей отложат журнал, наткнувшись на первое же уравнение.
Мне пришлось позвонить Марти. Он был в операционной, но его помощник скоро перезвонил мне и сказал, что Марти приготовит все нужные бумаги, они будут ждать Амелию на въезде в Портобелло. Он также вскользь упомянул, что лейтенант Трумэн не попал в число тех, кто сейчас проходит гуманизацию – что ж, ничего удивительного. Мы, конечно, надеялись, что подключение в мирной, спокойной обстановке вместе с уже гуманизированной моей прежней боевой группой снимет стрессовую реакцию, которая вызывала у Трумэна такие головные боли. Но оказалось, что головные боли никуда не делись. Они начинались чуть позже и были даже сильнее, чем обычно. Так же, как мне, ему пришлось с этим смириться. Но в отличие от меня Трумэн сейчас находился под домашним арестом, потому что за время, проведенное в подключении, он слишком много успел узнать.
Я собирался поговорить с ним по душам, поскольку больше нас не разделяли никакие бюрократические или служебные границы. Ведь у нас с ним вдруг оказалось так много общего – мы оба были когда-то механиками и перестали ими быть из-за превратностей судьбы.
У меня вдруг оказалось очень много общего и с Амелией. Если и была хоть какая-то польза от того, что я не мог больше подключаться, то только одна – нас с Амелией больше ничего не разделяло. Мы оба были искалечены – как мне казалось, – но зато мы были вместе, невзирая ни на что.
Мне было так хорошо работать вместе с Амелией, даже просто находиться с ней в одной комнате, и я с трудом мог поверить, что еще вчера готов был принять капсулу с ядом.
Впрочем, я больше не был самим собой – тем, кем был раньше. Но я решил пока отложить выяснение того, кем же я стал, до четырнадцатого сентября. А тогда, возможно, это уже будет несущественно. Возможно, я сам тогда перестану существовать. Превращусь в раскаленную плазму.
Пока Амелия собирала свою маленькую дорожную сумку, я позвонил в аэропорт и заказал два места на ближайший рейс, не забыв проверить, по каким каналам оплачивается телефонный разговор – как выяснилось, по расположенным совсем в другом месте, далеко отсюда, коммуникационным линиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136