Я посоветовал Паку поменьше распространяться на эту тему вслух – он мог не сдержаться и в гневе наболтать лишнего. А если бы это дошло до начальства, нашего Пака подвели бы под пятнадцатую статью – нарушение субординации – и наложили бы взыскание.
Послав Паку это мысленное предупреждение, я вдруг подумал, насколько же все-таки «бутсам» проще служить – можно смертельно ненавидеть своего сержанта и в то же время невозмутимо улыбаться ему в лицо.
Место, с которого нас должны были забрать, прекрасно определялось и без сверки по радио. Оголенная вершина холма, тщательно очищенная от зарослей огнем и серией четко выверенных взрывов.
Пока мы поднимались вверх по засыпанному пеплом склону холма, подлетели два летуна и зависли над нами, прикрывая от возможного нападения. На обычную быструю посадку что-то не похоже.
Появился грузовой вертолет и пошел вниз. Он завис в футе над землей. Крышка заднего люка откинулась, образовав нечто вроде шаткого трапика. Мы забрались на борт вертолета, где уже сидело двадцать других солдатиков.
В группе Фокса такой же номер, как мой, был у Барбу Сивз. Нам уже случалось раньше работать вместе. Я мог поддерживать с ней связь по двум каналам – посредством координатора и через Розу, которая теперь отвечала за горизонтальную связь вместо Ральфа. Вместо приветствия Барбу передала мне очень яркий, насыщенный чувственный образ «карне асада» – блюда, которое мы ели вместе с ней в аэропорту несколько месяцев назад.
– Тебе кто-нибудь что-нибудь объяснил? – спросил я.
– Я у них сейчас навроде гриба, – эта солдатская Утка была очень старой еще тогда, когда ее впервые услышал мой отец, попав на военную службу. Она означала примерно следующее: «Меня держат в потемках и пичкают дерьмом».
Как только последний солдатик очутился в салоне, вертолет взмыл вверх, накренился и стал быстро набирать скорость. Мы все попадали на пол – называется, вот и познакомились.
Мы не были знакомы с Дэвидом Грантом, старшим в группе Чарли. За последний год в этой группе сменилась чуть ли не половина личного состава – у двоих случился инсульт, остальных «временно откомандировали в связи с психологической дезадаптацией». Да и сам Дэвид возглавлял группу всего пару циклов. Я поздоровался с ним, но он не смог ответить сразу – был слишком занят, стараясь успокоить двух своих новичков, которые боялись, что на задании придется кого-то убивать.
К счастью, ничего такого страшного не предвиделось. Когда дверца вертолета захлопнулась, я получил в общих чертах представление о том, что нам предстояло сделать. Это должно было стать чем-то вроде парада, демонстрация силы в крупном современном городе, жителям которого следовало напомнить, что мы «всеведущи и вездесущи». Акцию планировалось провести в Либерии, в секторе «эль норте», где, как ни странно, наряду с выраженной партизанской активностью отмечалась большая концентрация англоязычного белого населения. Эти белые были либо пожилые американцы, давно, еще в молодости, эмигрировавшие в Коста-Рику, либо потомки прежних американских переселенцев. Местные педрос думали, что соседство с таким количеством гринго их защитит. А мы должны были продемонстрировать, как не правы они в своих предположениях.
Ну, если партизаны не будут высовываться, не должно возникнуть никаких проблем. У нас был четкий приказ применять оружие «только для самозащиты».
Значит, мы будем одновременно и приманкой, и охотниками. Не скажу, чтобы мне сильно нравилась такая ситуация. В провинции Гуанакасте партизан было так много, что они вполне могли устроить свою собственную демонстрацию силы. Оставалось только надеяться, что наше начальство учло эту маленькую деталь.
Мы запаслись кое-каким дополнительным снаряжением из того, что применяют для разгона демонстраций – газовые гранаты и специальные устройства для спутывания ног. Эти штуки выстреливают пучки прочной клейкой паутины, которая липнет ко всему, на что попадет, и надежно связывает человека, так что он не может сдвинуться с места. А через десять минут эта паутина распадается и исчезает. Нам выдали еще по несколько акустических гранат, хотя лично я считал, что это не очень подходящее оружие против мирных жителей. Мы взрываем ему барабанные перепонки и хотим, чтобы он сказал спасибо, что с ним не сделали чего похуже – так, что ли, получается? Все остальные средства подавления массовых демонстраций тоже далеко не сахар, но эти акустические гранаты, по-моему, самая паршивая штука – они причиняют необратимые телесные повреждения. Конечно, при применении любого из этих средств возможны случаи со смертельным исходом. Например, если человека ослепить слезоточивым газом, он может побежать, сам не зная куда, и случайно угодить под гусеницы бронетранспортера. А попробовав тошнотворного газа, можно случайно захлебнуться собственной рвотной массой.
Мы медленно пролетели над городом на высоте верхушек деревьев, даже ниже некоторых высотных здании. Грузовой вертолет и два летуна группы сопровождения шли плотным строем, пронзительно завывая, словно баньши. На мой взгляд, это была неплохая тактика – мы показывали, что совсем их не боимся, и походу дела били им оконные стекла. И снова я подумал – а не послали ли нас сюда в качестве заманчивой мишени, лакомого кусочка, против которого трудно устоять? Если сейчас кто-нибудь вдруг в нас выстрелит – через несколько секунд в небе над городом станет темно от летунов-истребителей. Враги, наверное, тоже это понимали.
Оказавшись на земле, вне вертолета, двадцать девять солдатиков запросто могли сровнять с землей весь город даже без поддержки с воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136