Слабая улыбка тронула тонкие губы Седрика.
— Ах, молодость, молодость…
— Молодость и страсть, — добавил Клемент.
На миг лицо Седрика обрело такое выражение, словно он готов задать Клементу взбучку за непочтительность, но, поразмыслив, дворецкий лишь задумчиво вздохнул и понимающе покивал.
— Да, правда — молодость и страсть. Я уж и не помню, как это бывает.
— Я тоже не помню, — сказал Клемент, грустно покачав седой головой. Старики еще раз обменялись понимающими взглядами и разошлись, ухитрившись за полминуты сказать друг другу больше, чем за тридцать лет общения.
К тому времени Майлз был уже на втором этаже. Он почти бегом пересек зал, толкнул плечом дверь в приготовленные для молодых покои, вошел в украшенную цветами, озаренную свечами комнату и только тут опустил Викторию на ноги.
— Ну вот мы и дома, — проговорил он, вдыхая в себя нежный аромат ее кожи и нехотя убирая руки с ее талии.
Виктория огляделась. Ее блуждающий взор остановился на огромной постели под балдахином, застланной шелковыми простынями с вышитыми на них бутонами роз. Сдерживая приступ тошноты, она прохрипела:
— Ну, что? Ты прямо сейчас этим займешься?
Майлз сложил губы трубочкой, но свистеть не стал.
— Нет, я не буду «заниматься этим прямо сейчас». Что я на самом деле собираюсь сделать — уйти к себе, чтобы ты приготовилась ко сну.
Тут Виктории стало уже совсем худо.
— Наверное, у меня уйдет на это много времени…
Майлз кивнул, прекрасно понимая, что его молодая жена стремится оттянуть неизбежное.
— Я терпелив, Виктория. Я подожду, пока ты закончишь свой туалет, а пока пришлю тебе в помощь Хильди.
— Нет!
— Тебе не нужна служанка, чтобы раздеться? — Майлз не скрывал насмешки.
— Нет. Я хочу сказать… Я предпочитаю сделать это сама. Сегодня вечером. Ты понимаешь?
Честно говоря, Майлз так ничего и не понял, но он так устал, что спорить ему не хотелось. Поэтому он просто в очередной раз молча кивнул и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Он пересек холл, вошел к себе в спальню, и, сняв фрак, не спеша натянул темно-зеленую шелковую пижаму. Затем закурил сигару и плеснул в бокал бренди. Не зная, чем еще себя занять, он принялся бесцельно шагать по комнате, попыхивая сигарой и потягивая бренди. Когда бокал опустел, Майлз опять наполнил его, затем вынудил себя сесть и расслабиться. Прошел уже час, как он оставил невесту, и, по его мнению, у нее было достаточно времени, чтобы приготовиться к его визиту.
Еще раз критически осмотрев себя в зеркале, Майлз вышел из спальни и не спеша пересек холл. Оказавшись в трех шагах от двери в комнату молодой супруги, он вдруг услышал тихий плач, который сопровождался булькающими звуками рвоты.
Встревоженный, Майлз бросился к спальне и распахнул двери. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел Викторию. Бедняжка стояла у выдвинутого ящика комода, согнувшись в три погибели, и лицо ее было зеленее травы.
— Мне плохо, — пролепетала она, устремив на мужа исполненный стыда взор. — Пожалуйста, оставь меня. Я сейчас ни на что не способна.
Майлз не знал, смеяться ему или плакать. Девушка была настолько трогательна в этой своей слабости и так пьяна, что едва держалась на ногах. Но самое смешное — она все еще боялась, что Майлз может принудить ее к близости.
— Тебе плохо, — ласково сказал он, подойдя к ней ближе. — Сейчас я помогу тебе.
— Нет! Не нужно, не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Просто уйди и оставь меня в покое.
— Чепуха — теперь я твой муж. — Майлз собрал ее рассыпавшиеся по плечам волосы и перевязал их лентой, лежавшей на столе. — Разве ты не помнишь, что мы только что поклялись вместе пройти через все хорошее и дурное в жизни и помогать друг другу?
— Это уж точно самое дурное! — простонала Виктория, снова наклоняясь над ящиком.
Майлз поспешил к маленькому столику с мраморной столешницей, налил в умывальный тазик немного холодной воды из кувшина, смочил водой чистый льняной платок и протянул все это Виктории.
— Говорил же я тебе — не надо пить так много шампанского. Теперь ты расплачиваешься за собственное непослушание.
— Да знаю я! — простонала она. — Я выпила слишком много. Но только мне казалось, что так будет лучше.
— С чего бы это? — спросил Майлз, ласково погладив ее по плечу.
Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь Виктория чуть менее пьяной или не такой уставшей, она, конечно же, никогда не выдала бы Майлзу своих заветных мыслей. К несчастью, в тот момент здравый смысл покинул ее, и она высказалась начистоту.
— Я не могла больше ни о чем думать. Даже просто думать о том, как мы с тобой… это было так отвратительно, что я решила… будет лучше, если я попробую затуманить себе голову, чтобы пережить… «это» без истерики. Я думала, что шампанское поможет…
Майлз отступил на шаг, в ужасе уставившись на Викторию. Отвратительно? Мысль о брачной ночи с ним была для нее отвратительна? Настолько отвратительна, что она предпочла провести ночь в рвотных спазмах? Никогда, ни разу за всю свою жизнь ему не наносили такого оскорбления.
Его лицо превратилось в маску ярости.
— Очень жаль, что мысль о близости со мной для вас настолько чудовищна, миссис Уэлсли. Не стану дольше затруднять вас своим присутствием.
Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и громко позвал Хильди. Пухлая перезрелая девица немедленно показалась в дверях покоев виконтессы и с удивлением уставилась на молодого человека. Заметив, как мрачен Майлз, она поспешила к нему, гадая, что могло так сильно разгневать жениха в первую брачную ночь. На ум шло только одно, и слова Майлза лишь подтвердили ее догадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112