– Как мне хотелось бы на нее взглянуть! Она похожа на меня?
– Я слышал, что прикидывалась она принцессой весьма ловко, – ответил Бассомпьер. – Держалась с несомненным достоинством и кое-что знала об английском дворе. Ваш брат объявил, что эта девица – самозванка, что вы мирно живете со своим мужем в Англии и что вам воздают там королевские почести.
Я промолчала.
А Бассомпьер продолжил:
– На публичном суде было доказано, что она мошенница. Ей пришлось принародно покаяться и с горящей свечой в руках прошествовать по улицам города; а сейчас эта особа в тюрьме. Но тем не менее множество людей продолжает ей верить. – Он шагнул ко мне. – Прошу вас, Ваше Величество, постарайтесь достойно исполнить свой долг! Вы же видите: ваше поведение легко может стать причиной большой беды. Уверен, вы не хотите, чтобы из-за вас разразилась война. Каково вам потом будет знать, что из-за вашего упрямства льется невинная кровь?!
Ему удалось втолковать мне, сколь важны самые, казалось бы, незначительные мои поступки. Я обещала запомнить наш разговор, и старый дипломат вышел от меня уже не таким мрачным, каким пришел.
После беседы с Франсуа де Бассомпьером я действительно постаралась быть с Карлом поприветливей, и, должна признать, он с радостью откликнулся на это. Мы снова сделались друзьями и, казалось, впрямь стали счастливее без моей наперсницы Мами и без отца Санси, который постоянно твердил мне обо всех мыслимых и немыслимых пороках еретиков.
Карл был в ту пору всецело поглощен государственными делами. Он стал еще серьезнее, стараясь разумно управлять страной. Он не раз говорил, что вместе со Стини они вполне обошлись бы и без парламента. Править королевством предначертано монарху, а не неизвестно откуда взявшимся людишкам – хоть они и заявляют, что избраны своими земляками. И эти выскочки еще указывают ему, что следует и чего не следует делать!
Оглядываясь назад, я ясно вижу, что уже тогда появились первые признаки надвигавшейся бури. Я не очень интересовалась политикой, однако знала, что родина моя оказалась в сложном положении и что кое-кто из англичан внимательно следит за делами французов.
Кардинал Ришелье взял бразды правления в свои руки, и мой брат, никогда не отличавшийся сильным характером, по-видимому, был только рад этому. Зато моя мать, прирожденная интриганка, изо всех сил противостояла кардиналу. Она окружила Ришелье людьми, готовыми нанести удар в спину. Ришелье был очень сильным человеком, однако даже ему пришлось туго.
Я много размышляла о Бэкингеме, которого люто ненавидела, считая его истинным виновником всех горестей и бед, обрушившихся на меня в Англии.
Я с радостью обнаружила, что его здесь терпеть не могут. Я всегда утверждала, что своим возвышением он был обязан лишь внешности, а уж никак не великому уму. Если бы не вмешательство Карла, герцогу предъявили бы обвинение в государственной измене. Он позорно провалил экспедицию в Кадис. Мне до сих пор непонятно, с чего это Бэкингем вообразил себя стратегом? Он был самым бездарным полководцем на свете. Впрочем, вряд ли удалось бы доказать, что вина за поражение лежит на Бэкингеме, – но за ним числились и другие преступления. Карл спас его, распустив парламент. «Зачем мне парламент? – говорил мой муж. – Я могу править и сам».
Бэкингем обожал, чтобы его всюду встречали восторженные толпы, и хотел вновь завоевать любовь народа, а потому начал выставлять напоказ свои симпатии к гугенотам, которые страшно досаждали в то время моему брату. Их вылазки не просто раздражали католиков: из-за гражданской войны страна слабела на глазах.
Бэкингем хотел послать помощь гугенотам, которых осаждал в Ла-Рошели мой брат. И если бы герцог отправил туда войска, это неизбежно привело бы к войне между Францией и Англией.
Я пребывала в страшном волнении. Как ужасно положение королевы, муж и брат которой воюют друг с другом! Я постоянно думала о милых моих друзьях, с которыми была разлучена. Раньше я с легкостью выбрасывала из головы то, что именовала дурацкой политикой, однако теперь мне никак не удавалось это сделать.
Мы с Карлом очень сблизились, и порой он даже делился со мной своими мыслями. Он вечно ругал парламент, постоянно задавая один и тот же вопрос: «Какое право имеют эти люди указывать королю, что делать?»
– Я вполне обошелся бы и без парламента, – говорил Карл, – но ведь у него деньги… А как можно вершить государственные дела без денег?
Он верил, что они с его любимым Стини прекрасно управляли бы страной, если бы не эти злобные людишки, вечно вставляющие им палки в колеса.
Карл попытался добыть денег в обход парламента, заставив всех своих подданных платить налоги. Тех же, кто не хотел этого делать, бросали в тюрьмы. Король увеличил армию, и солдаты квартировались в частных домах – вне зависимости от желания хозяев. К счастью, люди обвиняли во всем Бэкингема. Как они ненавидели этого человека! В душе я радовалась, когда замечала очередное проявление ненависти к герцогу. Но Карл продолжал его любить… Всякий раз, когда король с нежностью заговаривал о своем драгоценном Стини, меня просто трясло от злости.
Несмотря на все отчаянные попытки раздобыть денег, Карлу все же пришлось созвать парламент, который немедленно запретил ему размещать солдат в частных домах и самостоятельно взыскивать налоги.
Как король злился на этих людишек! Но, собираясь помочь осажденной Ла-Рошели, он нуждался в их поддержке и вынужден был принять их условия.
Я почувствовала облегчение, когда столкновение под Ла-Рошелью закончилось победой французов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146