Очень обрадовал меня приезд Уильяма Кавендиша, графа Ньюкастла. Он всегда мне нравился. Он был галантным, обаятельным человеком и так рвался в бой за наше дело, что от нетерпения просто не находил себе места. Карл всегда относился к такой горячности с некоторым подозрением, но я была склонна одобрять ее. Уильям по секрету рассказал мне, что его «белые мундиры» овладели почти всем севером страны. Правда, это были не обученные солдаты, а простые крестьяне, арендовавшие у графа Ньюкастла землю. Зато они относились к нему как к своему повелителю, и я слышала, что им страшно нравится их форма, сшитая из некрашеной шерстяной ткани. Отсюда и их прозвище – «белые мундиры».
И еще к нам присоединился Джеймс Грехем, граф Монтроз, романтический шотландец, неожиданно ставший нашим другом. Он тоже был очень милым человеком. Граф был невысок, но горделивая осанка сразу выделяла его из толпы. И он тоже очень нравился мне – несмотря на то, что одно время помогал нашим врагам и даже командовал их войсками. Тогда он выступал против государя и разбил сторонников короля в Шотландии, при Стонхейвене и у реки Ди. Но когда наши противники отказались назначить графа Монтроза верховным главнокомандующим, он покинул их и перешел на сторону Карла.
Я проводила много времени, обсуждая с графом Монтрозом и с Уильямом Кавендишем планы на будущее. Генри Джермин всегда присутствовал на наших советах, и я просто восхищалась этими людьми. Каждый из них был очарователен, а я всегда питала слабость к красивым мужчинам; эти же трое были еще и честолюбивы, полны жизненных сил – и ненавидели ту нерешительность, которая, боюсь, была главным недостатком моего обожаемого Карла.
Монтроз хотел отправиться в Шотландию, поднять там армию и повести ее в бой с противниками короля. Граф говорил, что это необходимо сделать до того, как парламент захватит власть во всей стране. Уильям уже участвовал в нескольких стычках с неприятельскими войсками, а что касается Генри, то он всегда был сторонником решительных действий. Я чувствовала, что если нам не будут мешать, то мы быстро наведем порядок в стране!
Однако Карл не одобрял наших планов. Он слал мне укоризненные письма и просил не забывать, что всего лишь три года назад граф Монтроз был нашим врагом. Муж мой не доверял тем, кого называл перебежчиками. Я могла напомнить ему о капитане Баттене: ведь всем известно, что враг, которого ты облагодетельствовал, становится самым преданным и верным твоим другом. Но спорить с Карлом было бесполезно. Он никогда не принимал решений сгоряча, но после того, как это делал, переубедить его было невозможно. Он не доверял Монтрозу, и, как ни печально, мне пришлось объяснить графу, что король отклоняет его предложение.
Все это привело к тому, что наши с Карлом отношения стали чуть прохладнее. Ерунда, конечно, ничего существенного, но я не могла не почувствовать себя немного задетой тем, что муж не вполне одобряет мои поступки. И это – после того, как я столько выстрадала и столько сделала! Его же, думаю, снова стала беспокоить моя безмерная горячность.
Но ничто не могло ослабить нашей любви, и мы оба сокрушались из-за этой маленькой размолвки, а когда тучки рассеялись, письма наши стали еще более нежными. Мы страстно хотели быть вместе, и необходимость жить в разлуке страшно нас раздражала. Я сделала из Йорка несколько вылазок – причем весьма успешных. Мне доставляло огромное удовольствие скакать на коне во главе своих войск, и часто Монтроз, Кавендиш или Генри Джермин мчались рядом со мной.
Парламент скептически относился к моим «забавам», но думаю, враги мои начали испытывать ко мне определенное уважение. Я называла себя «Ее-Величество-Генералиссимус». Мне нравился этот титул, его звучание и смысл, и я намекала своим друзьям, чтобы они именовали меня так почаще.
И еще мне очень поднимала настроение одна песня, сочиненная кем-то из роялистов. Слуги мои тоже тихо мурлыкали ее, занимаясь своими делами.
Там были слова, которые очень нравились мне:
Боже, храни короля, королеву и принца,
А также всех верных их подданных –
Знатных господ и простолюдинов.
Пусть круглоголовые молятся перед кончиной –
Никто им препятствовать в этом не будет.
И пусть поразит чума Пима с дружками!
Ура! принцу Руперту и всадникам принца отважным!
Когда налетают они, то трясутся от страха
Все подлые эти собаки,
И знают о том англичане!
А вскоре из Франции пришла весть, глубоко потрясшая меня. Умер брат мой Людовик. Разумеется, он всегда был слабым и хворым, но я не ожидала, что кончина его так близка. Он ненамного пережил нашу мать, и я искренне оплакивала его. Я понимаю, что не видела брата уже много лет и что он вовсе не собирался помогать мне, хотя я так нуждалась в его поддержке, однако смерть – это всегда нечто окончательное и непоправимое… Да, я плакала. Ведь он был моим братом и королем Франции.
Анна стала королевой-регентшей, так как сын ее Людовик XIV был слишком мал, чтобы править страной. Думаю, Анна вряд ли горела желанием помогать нам с Карлом. Действиями ее в основном руководил кардинал Мазарини, являвшийся большим поклонником Ришелье. Итак, Франция снова оказалась под властью регентши и лукавого священнослужителя.
Однако у меня было слишком много собственных забот, чтобы размышлять еще и над судьбами моей далекой родины. Я решила подождать: время покажет, как пойдут дела во Франции. Пока же внимание мое целиком поглотило то, что творилось в Англии.
Настроение мое менялось почти каждый день. И если какой-нибудь успех вдруг наполнял мое сердце ликованием, то можно было не сомневаться, что радость моя будет недолгой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146