А потому он нуждался в моей поддержке, и я обязана была быть рядом с ним, чтобы помогать ему сохранять твердость и решительность в борьбе с врагами.
Большим ударом стала для меня весть о том, что Халл выступил против государя. Когда Карл послал маленького Джеймса занять от его имени город, жители захлопнули перед королевским отрядом ворота. Халл! А ведь там хранилось оружие, предназначенное для войны с шотландцами!
– Неудачи просто преследуют нас! – пожаловалась я графине Денби. – Мы самые несчастные люди на свете.
Потом прибыл еще один гонец – на этот раз не от Карла, а от какого-то человека, знавшего мою мать. Она жила в полной нищете в маленьком домике в Кельне. Ее покинули все слуги, которым она долго не могла заплатить, и теперь бедняжке приходилось ломать мебель и топить ею камин, поскольку несчастная очень страдала от холода. Ей недолго оставалось жить, и она хотела увидеться со мной перед смертью.
Я немедленно собралась в дорогу, но мне сказали, что такая поездка вызовет недовольство у голландцев, так как в этой стране сильно развиты республиканские чувства и здешний народ не любит королев. Пока я колебалась, прибыл следующий гонец. Моя мать умерла.
Я почувствовала, что погружаюсь в пучину отчаяния и страшного одиночества. Моя мать, супруга великого Генриха IV, королева-регентша, правившая когда-то всей Францией, умерла как последняя нищенка! Как мой брат мог допустить такое?!
Что вообще происходит с людьми? Я не могла поверить, что мир стал таким жестоким. А вскоре я узнала еще об одной смерти. Много лет назад расстались мы с Мами, и за эти годы Карл стал для меня самым главным человеком на свете, а моя привязанность к мужу затмила все чувства, которые я питала к другим людям. И все же я горячо любила Мами и никогда ее не забуду. Она была самой дорогой подругой моего детства. И вот она тоже умерла.
Известие о ее смерти потрясло меня. Мами совсем ненадолго пережила мою мать…
Но Мами была слишком молода, чтобы умирать! Должно быть, после того, как она покинула меня, жизнь ее сильно изменилась. Супружество… дети… Была ли она счастлива? Она писала мне, что да, но можно ли было ей верить? А теперь ее малыши осиротели… Милая моя Мами, как, должно быть, она любила их, а они – ее! Она стала гувернанткой мадемуазель де Монпансье, с которой ей, видимо, приходилось нелегко, и тем не менее мадемуазель была у постели Мами, когда та умирала, и Мами поручила ей своих детей. О них были последние мысли дорогой моей подруги. Но вспомнила она и обо мне.
Я горько плакала. Мне тоже следовало быть рядом с умирающей. «О милая Мами, – думала я. – Надеюсь, что ты была так же счастлива в браке, как я… Впрочем, это было невозможно. Ведь на свете нет другого такого человека, как Карл. Ах, Мами, ты так радовалась за меня, так восхищалась моей супружеской жизнью!»
– Дорогая моя Мами, – шептала я. – Упокой, Господи, твою душу, и да будет земля тебе пухом!
Но в то время, когда я носила траур по матери и по своей самой любимой подруге, пришла и приятная весть. Ко мне прибыл гонец от Джорджа Дигби, графа Бристольского, и от Генри Джермина. Они хотели присоединиться ко мне, но сначала решили узнать, будет ли уместен их приезд.
«Я бы многое могла сделать с помощью верных друзей! «– написала я им в ответ.
Вскоре они примчались ко мне, и, несмотря ни на что, настроение мое немного улучшилось. Я часто думала, как было бы прекрасно, если бы Карл был со мной и это был бы официальный визит. Сейчас, когда принц Оранский с отцом покинули город и отправились на маневры, все вокруг как-то приуныли. Казалось, Мэри скучает по своему мужу; мне он тоже очень нравился. Ведь я страстно желала своим детям испытать то же счастье, что обрела в браке я… Или, по крайней мере, могла бы обрести, если бы наши отвратительные враги позволили мне это. Увы, в мире было так мало людей, подобных Карлу!
Генри Джермин изо всех сил старался ободрить меня. Граф Дигби тоже пытался сделать все, что можно, но был так влюблен в звуки собственного голоса и так часто рассуждал о заблуждениях парламента и прочих серьезных материях, что женщины вряд ли сочли бы графа интересным собеседником. Он ничуть не походил на Генри Джермина. Тот был веселым, очаровательным человеком и каким-то образом умудрялся внушать мне, что все не так плохо, как казалось до его приезда.
Старшая принцесса Оранская родила девочку, и меня попросили стать крестной матерью малышки; в честь моей дочери – нового члена семьи – малютку любезно назвали Мэри. Но я была тверда в своем решении не принимать участия в обрядах протестантской церкви, а потому при крещении младенца присутствовала лишь моя дочь.
Кое-кто из моих друзей считал, что мне не надо было отказываться от участия в церемонии. Ведь я рисковала обидеть принца и принцессу Оранских! Возможно, так думал и Генри Джермин; правда, будучи человеком чрезвычайно деликатным, он никогда не говорил со мной на эту тему. Но ни за какие блага мира не пошла бы я против своих убеждений!
После приезда Генри и Дигби фортуна вроде бы повернулась к нам лицом. Выяснилось, что королевские драгоценности можно если не продать, то заложить: нашлись купцы, готовые дать нам под них крупную ссуду. Люди эти понимали, что если мы вовремя не выкупим драгоценностей, вернув долг с огромными процентами, то те, у кого окажутся эти сокровища, смогут вполне законно предъявить на них свои права.
Я никогда не относилась к людям, способным думать о последствиях своих поступков. В тот момент мне отчаянно нужны были деньги – и вот появилась возможность их получить. Оружие, солдаты, корабли… все это было для меня значительно важнее, чем драгоценности английских королей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146