– гневался король.
Я развела руками и в который уже раз подумала, насколько же счастлива я в моей семейной жизни.
Обняв Карла, я повторила эти же слова вслух. Он снисходительно улыбнулся и сказал, что подумает и решит, как поступить.
После этого король пригласил к себе вначале Генри, а затем Элеонору. С первым он разговаривал сурово, объявив ему, что тот должен был обещать жениться на девушке, прежде чем соблазнять ее. Элеонора же призналась, что она и не требовала подобного обещания, так как слишком сильно любила Генри. Ее слова тронули Карла и окончательно восстановили его против Джермина. Он сказал, что не вправе настаивать на браке, однако, если они не поженятся, Генри будет удален от двора.
Это была тяжкая кара. Генри уехал за границу, и я вновь лишилась его общества.
В это время я вновь понесла. Я не раз говорила себе, что, должно быть, Бэкингем наложил на меня какое-то заклятье, ведь, пока Карл находился под его влиянием, я никак не могла забеременеть, а стоило ему умереть, как женская природа взяла свое.
Когда я сказала Карлу, что жду еще одного ребенка, он был без ума от радости.
– В таком случае нам следует как можно скорее отправиться в Шотландию, – заявил он. – Ведь спустя несколько месяцев вы, моя дорогая, уже не сможете путешествовать.
– В Шотландию?! – воскликнула я с ужасом. Все рассказы об этом крае, какие я когда-либо слышала, не вызывали у меня особого желания посетить его. Мне говорили, будто там всегда холодно, а местные жители суровы и негостеприимны. Шотландцы, состоявшие у нас на службе, действительно были не слишком любезны, и мне не доставляла никакой радости мысль о поездке на их родину.
– Там вскоре должна состояться наша коронация, – сказал Карл. – Люди ждут этого.
Я испугалась. Я не согласилась короноваться в Англии – и тем более не желала делать этого в Шотландии. Произошло именно то, от чего предостерегали меня мои французские друзья. Будучи некоронованной королевой, я оказалась в весьма трудном положении. Но с другой стороны, могла ли я, ревностная католичка, короноваться по протестантскому обряду?
– Я не могу этого сделать, – произнесла я. – Я возненавижу самое себя, если предам мою веру.
Карл терпеливо пытался объяснить мне, что этого от меня и не потребуется. Я просто должна встать рядом с ним и позволить возложить на себя королевский венец. Но я-то знала, что шотландский церемониал обязывает государя дать клятву, что он будет соблюдать все установления «обновленной церкви». Я понимала, что это означает для меня, и, конечно же, не могла согласиться.
Прежде подобная размолвка наверняка закончилась бы крупной ссорой, но теперь Карл изменился. Он с печальной нежностью во взоре посмотрел на меня и сказал, что уважает мои чувства и не предпримет ничего такого, что могло бы меня обидеть.
Итак, он отправился в Шотландию один, а я осталась в Лондоне.
Оглядываясь теперь назад, я понимаю, что первые семена несчастий, постигших впоследствии нашу семью, были посеяны как раз тогда, во время этой его поездки. С возрастом я стала мудрее, и мои чувства к мужу переменились. Я любила и продолжаю любить его, но прежде я ценила в нем преданность, ценила то, что он всегда был верен мне – в отличие от многих придворных кавалеров, которые почитали едва ли не за доблесть изменять своим женам, ценила искренность его чувств и некоторую сентиментальность; нынче же я осознала, что зачастую он бывал слаб и довольно легко поддавался чужому влиянию и что это его и погубило.
Я и сейчас думаю, что Карл был одним из благороднейших и достойнейших людей, какие когда-либо занимали английский трон. Но хороший человек – это не всегда хороший король. Многие великие правители прошлого были отнюдь не ангелы. Карл был по-человечески благороден и добр, но как король он часто бывал недостаточно прозорлив и совершал ошибки, убежденный в том, что королевская власть дается от Бога и направляется Божественным промыслом.
Как поздно пришло ко мне прозрение! Тогда, если бы меня спросили, как нам следует жить, я без сомнений ответила бы: так, как мы жили до сих пор и как жили наши предки. Разумеется, уже тогда народ был недоволен непосильным бременем налогов. Однако Карл утверждал, что лорд-казначей обо всем позаботится, что такое часто случалось и прежде, и так как это ни в коей мере не сказывалось на моей жизни, я особо не волновалась.
Карл всегда очень трудно сходился с людьми, но, когда он дарил кого-нибудь своей дружбой или любовью, его чувства были глубоки и постоянны. Если он кого-либо полюбил или, наоборот, невзлюбил, было очень трудно поколебать его доверие или предубеждение.
Он был поклонником всего изящного и однажды признался мне, что всегда мечтал обладать даром живописца, стихотворца или музыканта. Не имея ни одного из этих талантов, он, однако, был тонким ценителем искусства и окружал себя художниками и сочинителями.
– Я всегда буду поддерживать художников и поэтов, – однажды сказал мне Карл, и наша общая любовь к прекрасному еще больше сблизила нас.
Дорогой Карл! Он, трудно сходясь с людьми, так и не смог понять народ, которым стремился достойно править. Позже, пытаясь осознать, в чем заключалась наша ошибка, я многое прочитала о королеве Елизавете. О, она была мудрая женщина и великая государыня! Она ездила по своей стране, беседуя с людьми, что им очень нравилось; она была куда внимательнее к простонародью, чем к знати. Однако ей недоставало благородства, присущего моему покойному мужу.
Только во время охоты он становился менее замкнутым. Лошадей Карл понимал гораздо лучше, чем людей, которых он старался избегать – за исключением тех немногих, кого любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146