Странно, но этот человек, положивший при жизни столько сил, чтобы вбить между нами клин, после смерти своей очень нас сблизил.
Я сочувствовала горю Карла, поскольку на сей раз взглянула на случившееся его глазами. Муж мой безмерно страдал, и я утешала его как могла. Ведь Стини исчез навсегда, а Мами – нет; я могла написать ей и еще надеялась ее увидеть.
Король часто вспоминал о Стини, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не высказать все, что я думаю о покойном герцоге. А через некоторое время я поняла, какое утешение находил король в разговорах о любимом друге, чьих недостатков не замечал и не желал замечать.
Карл совершенно потерял интерес к жизни, и казалось, лишь я одна могла помочь несчастному королю. Я была рада этому, а он не мог ни на день расстаться со мной. Я относилась к мужу с нежностью. Чувствовалось, что он, в сущности, слабый человек, но я не считала это его недостатком; наоборот, именно это и заставило меня полюбить его.
Я относилась к нему не как к мужу, а как к сыну, и он был признателен мне за это. Да, Карл был явно не из тех, кто любит навязывать другим свою волю. Он был исключительно серьезен в своем стремлении делать все как надо; он мечтал быть хорошим правителем и хорошим супругом. Он не испытывал радости, высылая из Англии моих друзей; однако он пошел на это, считая, что так будет лучше для всех нас.
Я начала многое понимать и каждый день с нетерпением ждала наших бесед. А ночью, в уединении королевской опочивальни, мы стали наконец испытывать подлинную страсть и сделались настоящими любовниками.
И я заподозрила, что была и вторая причина столь неудачного начала нашей семейной жизни. Первой-то причиной были, несомненно, козни Бэкингема, а вот второй… неужели ею и впрямь оказалось поведение моей французской свиты? Отец Санси, например, не раз ставил меня в неловкое положение, и кончилось это скандалом из-за прогулки в Тайберн. А мои дамы без устали твердили мне, что я – француженка и католичка – живу среди англичан в протестантской стране.
Конечно, Мами старалась как могла помочь мне, но ей приходилось действовать в одиночку…
Несколько недель Карл горько оплакивал Бэкингема. Однако я знала, что печаль короля развеется, поскольку он явно наслаждался теми новыми отношениями, которые сложились у нас с ним.
А потом я обнаружила, что жду ребенка.
Открытие это страшно взволновало меня, Карл же был в восторге.
– Должен родиться мальчик, – предположила я.
Карл нежно улыбнулся и сказал, что не стоит огорчаться, если нашим первенцем окажется девочка. Муж мой был убежден, что потом у нас появятся и сыновья.
Со своими придворными дамами я говорила теперь только о ребенке. Одна из фрейлин уверяла, что по всем приметам у меня будет мальчик; впрочем, приметы эти были ведомы лишь ей одной.
– Как бы мне хотелось знать наверняка! – вздыхала я.
– Почему бы вам не обратиться к Элеоноре Дэвис? – шепнула мне какая-то другая дама.
Так я в первый раз услышала имя этой женщины, еще не предполагая, что она явится причиной крупных разногласий между мной и Карлом.
Я посоветовалась с тремя фрейлинами, ставшими моими близкими подругами: со Сьюзен Фейлдинг, графиней Денби, с Кэтрин, вдовствующей герцогиней Бэкингем, и с моей любимицей Люси Хэй, графиней Карлайль. Леди Кэтрин все еще пребывала в глубокой печали: бедняжка никак не могла прийти в себя после гибели супруга. Мне казалось странным, что кто-то мог любить этого мужчину, однако Кэтрин явно его обожала – как и мой собственный муж. Она говорила, что никогда не забудет, как спустилась вниз и увидела его лежащим в холле, а кругом – на полу и на стенах – кровь, кровь, кровь… Я вполне понимала, почему Кэтрин мучили кошмары. Мы делали все возможное, чтобы как-то поддержать ее, и это нас сблизило еще больше.
– А почему бы и впрямь не пригласить Элеонору Дэвис? – проговорила Сьюзен. Думаю, она хотела развлечь меня и Кэтрин.
Люси поведала нам, что Элеонора Дэвис предсказала смерть своего первого мужа.
– Она заявила, что он скончается в течение трех дней, – добавила Люси. – И он действительно отдал Богу душу.
Нас всех охватил благоговейный ужас.
– Раз так – она сумеет сказать, мальчика я ношу или девочку, – прошептала я.
– А почему бы не подождать? Ведь через несколько месяцев и так все станет ясно, – заметила Кэтрин. – Пусть это станет для вас приятным сюрпризом.
– Нет, мне хочется знать сейчас! – возразила я. – А еще мне хочется посмотреть, на что способна эта мудрая женщина.
– Тогда давайте позовем ее, – поддержала меня Люси.
– Но кто она? – полюбопытствовала Кэтрин.
– Она – жена сэра Джона Дэвиса, королевского генерального атторнея, – пояснила нам Сьюзен.
– По-видимому, это ее второй муж, – добавила я, – поскольку она предсказала смерть первого. Сомневаюсь, что она открыла сэру Джону, сколько ему осталось жить.
Мы дружно рассмеялись, и даже Кэтрин удалось выдавить улыбку.
А вскоре леди Дэвис доставили ко мне, чему она, как оказалось, была очень рада. За эти дни я успела кое-что разузнать о ней. Она была дочерью графа Кастлхэвена и славилась своими пророчествами. Если буквы ее имени – Eleanor Davys – переставить, причем имя писать с двумя «l «, как это часто делается, а фамилию – «Davie «вместо «Davys «(что тоже изредка случается), то в результате получится «Reveal O Daniel» . Это казалось весьма знаменательным.
Перед встречей с ней мы все ужасно волновались. Появившись же наконец, леди эта произвела на меня неизгладимое впечатление. Она была крупной темноволосой женщиной с огромными лучистыми глазами.
– Именно такой, – сказала я потом Люси, – и должна быть прорицательница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146