А теперь… две дочери… лучшие дочери…
Она не находила себе места, то распекала слуг за нерасторопность, то закрывалась у себя в комнате, бросалась на кровать и давала волю слезам.
Анна была самой мягкой из дочерей, была миротворицей – в подобной семье в ней испытывалась нужда. Сара очень любила ее, она никогда не спорила, как старшая Генриетта и младшая Мэри; Анна выражала несогласие улыбкой и, твердо держась своего мнения, склоняла голову. Была красавицей, гордостью родителей. Маль возражал против ее брака с Чарльзом Спенсером. Дорогой Маль, самый честолюбивый человек на свете и самый сентиментальный. Боялся, что Чарльз, ставший после смерти отца лордом Сандерлендом, не чета ей, хотя он был одним из богатейших людей в стране. Но она, Сара, настояла на своем, и они поженились. Правда, Сандерленд ей никогда не нравился. Дражайшая Анна! Была одной из первых красавиц при дворе, затмевала сестер. Маль говорил, что она и Элизабет соперничают по красоте с матерью, хотя даже они сравняться полностью с ней не могут. Ее даже называли Маленьким Вигом, виги пили за Анну в тавернах. А теперь она мертва.
– Единственный сын, две дочери, – причитала герцогиня. – За что я так страдаю?
– У нас есть еще Генриетта и Мэри, – пытался утешить ее муж.
Слабое утешение! Генриетта и Мэри всегда были своенравны. Волей обе почти не уступали Саре и не могли находиться долго вдвоем без ссоры. Из пятерых остались только они. Это разрывало сердце.
Казалось, больше незачем жить. Даже дни скитаний по континенту были лучше этих.
Сара ворвалась в спальню, которую делила с Джоном, и нашла его сидящим в кресле. Он не поднял взгляда, и она крикнула:
– Надо ехать ко двору! Нельзя же горевать, сидя здесь, до самой смерти. Нужно объяснить немцу Георгу, чем он тебе обязан. Что с тобой? Ты оглох, Маль? Маль!
Она подошла к нему, и у нее мелькнула мысль: «Почему я сочла, что достигла предела страданий? У меня есть Маль, и значит, жить еще стоит».
– Джон! – воскликнула она. – Дорогой мой…
Но муж не ответил, лишь тупо, бессмысленно глядел на нее.
Она с воплем выбежала из комнаты и позвала слуг. – Поезжайте за врачами. Скорее! Скорее! Милорд Мальборо заболел!
Врачи сказали, что причиной апоплексического удара явилось потрясение смертью дочери.
Поняв, что хотя он лишился дара речи и явно находится не в своем уме, но поправиться все же может, Сара перестала оплакивать покойных и принялась ухаживать за мужем. Она отдавала этому все силы, которые прежде растрачивала на ссоры.
Ничто в доме не должно было препятствовать выздоровлению герцога. Сара властно распоряжалась в комнате больного. Настояла, что доктор Гарт – местный врач – жил у них и являлся по вызову в любое время суток.
Мальборо не должен был умереть, и казалось, этому приказу герцогини повиновались все, даже сам герцог, цеплявшийся за жизнь с упорством, поражавшим даже врачей.
– Ты выздоровеешь, Джон, – говорила мужу Сара. – Дорогой мой, ты должен поправиться. Мы долго живем вместе. Как же нам разлучаться?
Казалось, он понимает это, и состояние его улучшалось с каждым днем. Постепенно стала возвращаться речь, и доктор Гарт сказал, что его выздоровление – чуть ли не чудо.
От лорда Сандерленда пришло письмо. Он сообщал, что жена перед смертью написала ему, и пересылает ее письмо, поскольку оно касается Сары.
«О детях пусть позаботится моя мать, герцогиня Мальборо: оставлять их на попечение слуг нельзя, а мужчина не способен так ухаживать за маленькими детьми, как женщина. Мать любила меня, я всегда выказывала ей преданность, поэтому надеюсь, она не откажется и будет добра к тебе, потому что ты для меня дороже жизни».
Прочтя письмо, Сара ушла с ним в свой кабинет и выплакалась.
Потом пришла с ним к Джону и, сев рядом с его креслом, рассказала содержание письма. Джон понял и кивнул.
– Для тебя это будет хорошо, Сара, – медленно, с трудом произнес он.
И она заплакала снова – тихо, совсем не как всегда.
– Я немедленно напишу Сандерленду. Пусть присылает детей как можно скорее. И дочку Элизабет, видимо, тоже нужно взять к нам. Как написала моя бедная, любимая Анна, «оставлять детей на попечение слуг нельзя».
Джон понял. И, казалось, очень обрадовался.
Такова была новая жизнь Сары – вдали от придворных интриг, в уходе за мужем, в заботе о внуках.
В ИМЕНИИ ЛЭНГЛИ МАРШ
Леди Мэшем стала доброй владелицей имения Лэнгли Марш. Сэмюэл был идеальным хозяином; покладистый, добрый, он быстро снискал симпатии арендаторов, понимающих, что истинной хозяйкой, возможно, благодаря спокойному нраву является его супруга.
Она часто устраивала приемы, но все же, казалось, больше радовалась простым занятиям деревенской жизни. Какое-то время у нее занимала кладовая. Кроме того, Эбигейл наставляла слуг, планировала званые обеды и, разумеется, воспитывала детей. После смерти сына Джорджа очень горевала, но у нее оставался Сэмюэл, названный в честь отца, еще появился Френсис. Была дочь Анна. Они с мужем намеревались завести еще детей.
Эбигейл интересовалась придворными новостями, однако слушала их отчужденно, тоска ее с каждым годом уменьшалась. Бывали дни, когда она совершенно не вспоминала о беседах в зеленом кабинете, иногда разливала чай, не слыша отзвука прекрасного голоса: «Дорогая Хилл… или Мэшем… ты всегда завариваешь его так, как мне нравится».
Те дни миновали, но они привели к настоящему. Тщеславие власти при дворе не заслонило ранних унижений. Леди Мэшем прошла долгий путь от бедности и ничтожества и забывать об этом не собиралась.
Сэмюэл знал, видимо, больше, чем ей хотелось, но был мягок и ненавязчив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130