Миссис Дэнверс даже заглянула в комнату узнать о причине столь шумного веселья. Ей объяснили, и она недовольно фыркнула.
– Никогда не слышала ничего подобного! Хоть бы меня предупредили, что платья из красного бархата будут раздаваться корсетницам.
– Миссис Дэнверс, эти распоряжения получала мисс Хилл, – сказала Эбрехел. – Странно, что я не получила приказа накрахмалить вместе с чепцом королевы и чепец этой новоявленной леди.
– Теперь большинство распоряжений королевы получает мисс Хилл, – добавил Лавгроув.
– Верно, – задумчиво согласилась миссис Дэнверс. – Эта девчонка целыми днями торчит у нее.
– По приказу герцогини, миссис Дэнверс.
– Да, – неторопливо произнесла миссис Дэнверс, – по приказу герцогини. Надо бы рассказать кое-что ее светлости о мисс Хилл.
– Про Хилл не скажешь, миссис Дэнверс, что она зазнается.
– Оно верно. Ходит неслышно. Иногда даже не заметишь, как она войдет в комнату.
– Кстати, миссис Дэнверс, ее величество реже раздражается отсутствием герцогини… с тех пор, как Хилл стала о ней заботиться.
– Я это заметила, – сказала миссис Дэнверс. – Но Хилл привела туда ее светлость, поэтому мы ничего не можем поделать… пока.
Принц Георг дремал. Анна с мужем проводили вместе два часа в день, и большую часть этого времени Георг спал.
«Он располнел, – размышляла Анна. – Бедный, милый Георг. Если не ест и не пьет, то спит. А дышит тяжело. Может, отдых ему полезен».
В тот день ей хотелось с ним поговорить. По пути из Виндзора в Сент-Джеймский дворец люди приветствовали ее возгласами: «Да здравствует королева! Да здравствует добрая королева Анна!» Добрая! Она была доброй. К ней приходили оборванцы, и она видела в их глазах надежду. Они надеялись потому, что она королева и не обманет их ожиданий. Дорогой мистер Фримен способствует за границей величию Англии. Говорят, это лучший военачальник на свете. Отлично! Возможно, он одержит быструю победу и воцарится мир. Она и ее министры принесут стране процветание. Ей не хочется видеть подданных нуждающимися. А они встречают ее криками: «Добрая королева Анна!»
– Георг, – сказала она, – я хочу быть доброй. Хочу заслужить прозвание «Добрая королева Анна».
– А? – произнес принц.
Она наклонилась к дремлющему в кресле мужу и легонько коснулась его веером.
– Георг, сегодня я видела много бедняков. Я хочу помочь им, хочу, чтобы они называли меня доброй королевой Анной от всего сердца.
– Хорошо, – пробормотал он. – Ты очень добра, любимая. Никто на свете не сравнится добротой с моим ангелом.
Дорогой мой Георг. Только вот скучноватый. Парк такой красивый, особенно аллея… любимая аллея. Полмили мощеной дороги, обсаженной с обеих сторон ровными рядами прекрасных деревьев. Аллею разбил для дяди Карла талантливый французский садовник Ленотар. Впоследствии здесь установили птичьи клетки. Как прекрасен дворец с зубчатой стеной и башнями! Его спроектировал Ганс Гольбейн по приказу Генриха Восьмого. Отец рассказывал Анне, что на этом месте раньше находилась больница для прокаженных.
Для прокаженных! Анна содрогнулась, ведь и кое-кто из тех людей, что приветствовали ее по пути, наверное, был нездоров.
При этом воспоминании она откинулась на спинку кресла и стала думать, что хочет привести страну к процветанию, а подданным желает лучшей жизни. Как приятно было принимать этого корсажника с женой! Как они были благодарны! Женщина – говорившая больше мужа – сказала, что счастливейшим мигом в ее жизни был тот, когда она получила от королевы часы. Не дворянское звание, не великолепные платья! Часы! «Касаясь их, я всякий раз говорю себе: этих часов касалась рука королевы. При этом на меня нисходит такая доброта! Меня охватывают радость и гордость».
Говорят, потомки святого Эдуарда Исповедника исцеляли прикосновением. А разве она не прямая наследница королей? Некоторые монархи лечили наложением рук. Генрих Третий, Эдуард Первый, Эдуард Второй; алхимик Эдуарда Третьего Реймонд Лалли добыл золото. На изготовленных им монетах были изображены фигурки ангелов. Считалось, что они обладают целительной силой; если король привязывал монету к руке больного скрофулезом, то, говорят, больной поправлялся. Скрофулез стали называть золотухой. Этот обычай способствовал усилению любви к монархам.
Пусть к ней приводят больных, она станет их исцелять, одарит этим благом своих подданных.
– Георг, – сказала Анна, – я решила возродить обычай исцелять наложением рук от золотухи.
– А?
Она поглядела на него с нежным упреком.
– Георг, Георг, ты проспишь всю жизнь. Хилл! Иди сюда.
Эбигейл, как обычно, подошла тут же. У Анны мелькнула мысль – где же она скрывается, что всякий раз слышит зов?
– А, вот и ты. Я приняла решение. Меня утром растрогал вид некоторых подданных… среди них так много больных и бедняков… что я решила возродить обычай лечить наложением рук от золотухи. Хилл, ведь если я смогу вернуть кому-то из них здоровье, то буду на вершине счастья. К тому же, это мой долг.
– Ваше величество очень добры.
– Хилл, я хочу помогать людям, сделать для них все, что в моих силах.
Эбигейл молча кивнула и отвернулась, словно стремясь скрыть, как она растрогана.
– У меня сегодня болят руки, Хилл. Напиши от моего имени письмо лорду Годолфину. Я подпишу его. Сообщи о моем решении. Начни так: «Наша воля и желание…»
«Наша воля и желание…» – стала писать Эбигейл.
Анна с улыбкой глядела на склонившуюся над бумагой девушку. Маленькая, кроткая, славная Хилл, она никогда не спорит, никогда не пытается советовать.
Какая она отрада! Как спокойно жить, если такое создание всегда поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130