Но Санглант сохранил о ней добрую память. Она позволяла маленькому принцу приходить в ее палаты, полные всяких красивых вещей и настоящих диковинок, которые она привезла с собой из Аретузы. Ему нравилось исследовать эти комнаты — рассматривать гобелены, ощущать аромат благовоний, трогать инкрустированные слоновой костью и драгоценными камнями шкатулки, на коврах он вообще мог лежать часами, рассматривая вышитые шелками сцены охоты и пиров. Однажды он случайно разбил вырезанную из горного хрусталя шахматную фигурку рыцаря, и, хотя никто из вендарских мастеров не сумел бы изготовить такую же, София заказала деревянную фигурку и больше ни словом не обмолвилась о происшествии. Его походы в палаты Софии закончились, едва ему исполнилось девять лет, тогда его отослали учиться воинскому искусству. Как ему тогда казалось, именно это и было его предначертанием.Но он навсегда запомнил прикосновение легкой ткани — над кроватью королевы Софии висела тончайшая газовая вуаль, она казалась похожей на паутинку, и когда маленький Санглант сжал ее в кулаке, ему на какое-то мгновение показалось, что она растворилась, как туман.Сейчас он пытался выбраться из паутины сна, который опутывал его тонкой, но прочной сетью. Санглант понимал, что если он не проснется сию же минуту, собаки его растерзают.Надо бороться до последнего.В видениях ему явился Хью. Красивое лицо священника было обезображено завистью. Он прижал нож к горлу Сангланта, а по всему дворцу люди лежали, погруженные в такой глубокий сон, что, казалось, здесь состоялась какая-то неведомая битва и теперь тела погибших воинов останутся тут навсегда. Принц видел, как на восток летит огромная сова, а из воды на него смотрит получеловек-полурыба. Женщина из народа Аои, чья кровь течет у него в жилах, едет по бескрайним равнинам, а за ней следует человек на лошади, снаряженной, как это принято у куманов.Она останавливается, чтобы втянуть носом воздух, потом протягивает руки ветру и словно читает какое-то невидимое послание. Слуга наблюдает за ней, из всей одежды на нем лишь рваная и грязная хламида и Круг Единства на шее. Он смотрит, как она поднимает копье и потрясает им в воздухе. Звенят привязанные к древку колокольчики, разрывая опутавшие его тенета…— И теперь наконец я тебя нашла.Санглант рычит и вскакивает с кровати, он уже совершенно проснулся. Под окном слабо заскулила эйкийская собака. Принц сжал кулаки и выбросил руки перед собой, готовый защищаться от любой опасности. В плену у Кровавого Сердца только скорость помогла ему остаться в живых.— Санглант! — Лиат бросилась к нему и схватила за руки. Комнату освещал странный свет: от него не исходило ни тепла, ни запаха, как это бывает со свечой или факелом. Санглант оперся на плечо Лиат, и она поморщилась — не от его прикосновения, а от боли.— Что случилось? — Он попытался загородить ее от незнакомки, стоящей в комнате, но Лиат остановила его.— Это моя мать.Он ничего не понимал. Ее мать? У них не было ничего общего. Разве что женщина держалась с таким же достоинством, что и Лиат, именно оно всегда отличало настоящих дворян от выскочек. Его внимание привлекло ожерелье, поблескивавшее у нее на шее. Неужели она из салийской династии? Она смотрела на него с легким любопытством и совершенно не боялась.— Чего вы хотите? — спросил он прямо. — Мы с ней помолвлены.— Да, я слышала об этом, впрочем, до меня доходили и многие другие слухи. Лиат, нам пора уходить отсюда.— Куда? — спросила Лиат.— И с кем? — добавил Санглант.— Лиат, пора выполнять свое предназначение, то, что предначертано тебе судьбой. Ты отправишься со мной в Верну, где будешь изучать искусство математики.Санглант улыбнулся. Лиат вздрогнула, но он не понял, от беспокойства или от радости. Знает ли он ее на самом деле? Тот образ, что он создал для себя, отличался от настоящей, живой Лиат: за те короткие дни с момента их встречи он понял, что та женщина, которую он встретил в дни осады Гента и воспоминания о которой не давали ему превратиться в животное во время долгого плена, очень мало похожа на ту, что стоит сейчас подле него. Но он умел ждать.— Вы говорите о запретном искусстве, — заметил он, — которое осуждается церковью.— Церковь не осуждает того, что полезно и необходимо, — отозвалась Анна. — И я уверена, Господь одобряет нашу работу.— Нашу работу? — пробормотал он.Лиат сжала его руку и шагнула вперед.— Почему ты оставила нас с отцом? Почему заставила нас думать, что ты умерла?— Дитя, я не оставляла тебя. Вы убежали, и я не могла тебя найти.— Но ведь ты знала, что отец не в состоянии как следует позаботиться о нас!— Бернард слишком сильно любил этот мир, — печально произнесла она, и выражение ее лица тотчас напомнило Сангланту сестру Росвиту, когда она успокаивала короля Генриха, — маска любезности, как и у всех придворных. — Это была его главная слабость. Он не мог отречься от плотского, а все плотское — преходяще и смертно. Он восхищался, глядя на весенние первоцветы, оленят, бегающих между деревьями, твоими первыми шагами и лепетом… Но все это — тенета врага рода человеческого, которыми он опутывает сердце человека и привязывает к красоте этого мира. — Она вздохнула, словно строгий учитель над нерадивым учеником. — В тебе я вижу его черты и слышу его голос, но больше никто не пытался изменить тебя.— Изменить меня?— Чтобы ты отказалась от своего предназначения.— Это какого? — поинтересовался Санглант.— Математика, — твердо сказала Анна. — Собирай вещи, Лиат, мы отправимся прямо сейчас и к рассвету успеем уйти довольно далеко.— Кто будет нас сопровождать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117