Евгений, привычно держа листок двумя руками, отошел на положенное расстояние.Оператор поднял камеру на плечо.И в это время к Крахмальникову сзади подошел мужичок. Сказать про него пьяный, это ничего не сказать. Он лыка не вязал. Шапка съехала на лицо, его пошатывало.— Товарищ, я хочу сказать, — обратился он к Крахмальникову.— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Леонид. — Сейчас.— Я вам всю правду скажу.— Ладно, ладно… Вить, готово?— Погоди.— Товарищ, я тебе русским языком говорю, вы меня слушаете?— Отойдите гражданин, не мешайте. Витя, готово?— Я дам знать.— А как же гласность?— Гражданин, я позову милицию, не трогайте бумагу.— Я хочу сказать!— Пошел на х…! — не выдержал Крахмальников. Мужик опешил. Он не ожидал, что Крахмальников знает русский язык. И ретировался.Демонстрацию сняли, приехали в студию на монтаж. Пока перегоняли материал на рабочую кассету, Леонид куда-то отлучился. А вернувшись, застал полную аппаратную народу. На него смотрели с нескрываемым восторгом.— Ну, Ленька, ты дал!— Что? Что такое?— Классно ты в кадре смотришься.И Крахмальникову прокрутили начало пленки, где он обложил пьяного мужичка.Крахмальников был в шоке. Нет, не потому, что видел себя в кадре. Не потому что матюкнулся. Он узнал мужичка, которого так неосмотрительно послал. Это был известнейший депутат, тот самый, что выступил с обличительной речью против академика Сахарова.— Лень, это надо давать в эфир, — сказал редактор. — Это сенсация.— Вы что? Это же… Это рабочий материал, это вообще…— Это телевидение! Это живой репортаж! И ты там очень выразительный, — засмеялся редактор.Материал пошел в эфир, с купюрой правда. И Крахмальников, когда смотрел его, понял, почему боялся камеры. Простая, в общем, вещь — он был занят собой, старался выглядеть лучше, умнее. А надо было заниматься делом. С тех пор он камеры не боялся. А новым репортерам, у которых тоже были с этим проблемы, советовал: “Ты пошли кого-нибудь в кадре на три буквы. И все получится”.Булгаков зашел в студию за пятнадцать минут до эфира в сопровождении своей свиты и Загребельной. Охранники встали по обе стороны двери. Секретарь скромно присел в уголке, рядом с одной из стационарных камер. Галина Юрьевна пригласила Булгакова зайти после эфира на рюмочку кофе и, повиливая мощными бедрами, удалилась.— А где Саша? — спросил Булгаков.— Сегодня его не будет, — развел руками Крахмальников. — Заболел.Леонид сразу заметил, что Олег Витальевич чем-то раздражен.— Тогда, может быть, отменим? — предложил Булгаков.— Нет. Просто вы будете отвечать на мои вопросы.— Что тут у вас сегодня происходит? — раздраженно воскликнул Булгаков.— Что и всегда — жизнь происходит, Олег Витальевич.Помощник режиссера принесла гостям по рюмке коньяку. Булгаков одним махом опрокинул свою.— Ну и денек сегодня, быстрее бы все кончилось… — поморщился он.Позже Крахмальников еще не раз вспомнит эти слова. Сейчас же он на них почти не обратил внимания. Он думал о том, что сегодня и впрямь что-то происходило вокруг странное, за что ему никак не удавалось зацепиться логикой. И страшнее всего было то, что эти сегодняшние странности как-то незыблемо вырастали из вчера, позавчера, из прошлого. Они никого, кроме Крахмальникова, не удивляли. Значит, все видели, как растет сегодняшний день. А он не видел. Как он ухитрился его проспать?Режиссер дал сигнал: начинаем!По мониторам поползла заставка программы, пошла музыка.— Эфир, — послышался в наушнике Леонида голос Червинского.Леонид изобразил на лице улыбку:— Добрый вечер! Сегодня у нас будет необычный политический ринг. В прямом эфире лидер партии трудового народа Олег Витальевич Булгаков. А его оппонентами будут не конкуренты по предвыборной борьбе, а вы; наши зрители. Вопросы вы можете задавать по телефонам…— Пошла отбивка, — скомандовала ассистент режиссера в аппаратную записи.На мониторах засветились номера прямых телефонов студии.— Наезд слева, — распорядился оператор-постановщик.Одна из камер сдвинулась в сторону, приблизилась к Булгакову.— Здравствуйте, — приветствовал Булгаков миллионы телезрителей.Леонид смотрел на лицо Булгакова, такое открытое и радушное сейчас, и почему-то вспоминал девочку — ту черную девочку на дороге, лица которой он так и не увидел.— Сначала самый главный сегодня вопрос — о трагедии в метро Санкт-Петербурга.Лицо Булгакова тут же органично превратилось в проникновенно-сочувственное.— Пока рано делать выводы, там должны поработать специалисты. Еще остается надежда, что люди живы. Возможно, не все. Но если спасут хоть кого-то…— Простите, Олег Витальевич, — перебил Крахмальников. — Вы, наверное, не в курсе — это последняя информация. У нас на связи Петербург. Валерий!На большом экране возникло лицо Никитина.— Леонид!— Каковы последние сведения?— Они трагичны. Из всего поезда спаслось только двое.Пошло интервью с Денисом и Наташей. Потом интервью с Копыловым, которого благополучно отпустили домой. После этого началось обсуждение.Про Булгакова все забыли.Он сидел красный и растерянный. Ему казалось, что Крахмальников специально не давал ему слова. Впрочем, что он мог сказать? Сволочи, помощники, не сообщили ему вовремя! Когда же это все закончится?!И тут, словно вспомнив о Булгакове, Крахмальников предложил посмотреть предвыборный ролик кандидата.Такого позора Олег Витальевич еще не переживал. Студия откровенно хохотала над слащавыми кадрами и комментариями ролика.И только один человек был в полном недоумении, отчего людям так смешно, — Савкова. Ведь ролик смонтировала она.Задумка Крахмальникова сработала в полной мере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84