Таков облик салонов тех отдаленных и простодушных времен, когда Мартенв
иль считался мудрее Вольтера.
У этих салонов была своя литература и своя политическая программа. Здесь
веровали в Фьеве. Здесь законодательствовал Ажье. Здесь занимались толк
ованием сочинений Кольне, публициста и букиниста с набережной Малаке. На
полеон был здесь только «корсиканским чудовищем». Позднее, в виде уступк
и духу времени, в историю вводится маркиз де Буонапарте, генерал-поручик
королевских войск.
Салоны недолго сохраняли неприкосновенную чистоту своих воззрений. Уж
е с 1818 года сюда начинают проникать доктринеры, что являлось тревожным пр
изнаком. Доктринеры, будучи роялистами, держались так, словно старались
оправдаться в этом. То, что составляло гордость «ультра», у них вызывало с
мущение. Они были умны; они умели молчать; они щеголяли своей в меру накрах
маленной политической догмой; успех был им обеспечен. Они несколько злоу
потребляли Ч впрочем, не без пользы для себя Ч белизной галстуков и стр
огостью наглухо застегнутых сюртуков. Ошибка, или несчастье, партии докт
ринеров заключалась в том, что они создали поколение юных старцев. Они ст
ановились в позу мудрецов. Они мечтали привить крайнему абсолютизму при
нципы ограниченной власти. Либерализму разрушающему они противопостав
ляли, и порой чрезвычайно остроумно, либерализм охранительный. От них мо
жно было услышать такие речи: «Пощада роялизму! Он оказал ряд услуг. Он вос
становил традиции, культ, религию, взаимоуважение. Ему свойственны верно
сть, храбрость, рыцарственность, любовь, преданность. Сам того не желая, он
присовокупил к новому величию нации вековое величие монархии. Его вина
в том, что он не понимает революции, Империи, нашей славы, свободы, новых ид
ей, нового поколения, нашего века. Но если он виноват перед нами, то разве м
ы так уж неповинны перед ним? Революция, наследниками которой мы являемс
я, должна уметь понимать все. Нападать на роялизм Ч значит грешить проти
в либерализма. Это страшная ошибка, страшное ослепление! Революционная Ф
ранция отказывает в уважении исторической Франции, иначе говоря, своей м
атери, иначе говоря, себе самой. После 5 сентября с дворянством старой мона
рхии стали обращаться так же, как после 8 июля обращались с дворянством Им
перии. Они были несправедливы к орлу, мы Ч к лилии. Неужели необходимо все
гда иметь предмет гонения? Что пользы счищать позолоту с короны Людовика
XIV или сдирать щипок с герба Генриха IV? Мы смеемся над Вобланом, стиравшим б
укву „Н“ с Иенского моста. А что собственно он делал? Да то же, что и мы. Буви
н, как и Маренго, принадлежит нам. Лилии, как и буква „Н“, Ч наши. Это наше на
следство. К чему уменьшать его? От прошлого своей отчизны так же не следуе
т отрекаться, как и от ее настоящего. Почему не признать всей своей истори
и? Почему не любить всей Франции в целом?»
Так доктринеры критиковали и защищали роялизм, вызывая своей критикой н
едовольство крайних роялистов, а своей защитой Ч их ярость.
Выступлениями «ультра» ознаменован первый период Реставрации; выступл
ение Конгрегации знаменует второй. На смену восторженным порывам пришл
а пронырливая ловкость. На этом мы и прервем наш беглый очерк.
В ходе повествования автор этой книги натолкнулся на любопытное явлени
е современной истории. Он не мог оставить его без внимания и не запечатле
ть мимоходом некоторые своеобразные черты этого ныне уже никому неведо
мого общества. Однако он долго не задерживается на этом предмете и рисуе
т его без чувства горечи и без желания посмеяться. Его связывают с этим пр
ошлым дорогие, милые ему воспоминания, ибо они имеют отношение к его мате
ри. Впрочем, надо признаться, что этот мирок не лишен был своего рода велич
ия. Он может вызвать улыбку, но его нельзя ни презирать, ни ненавидеть. Это-
Франция минувших дней.
Как все дети, Мариус Понмерси кое-чему учился. Выйдя из-под опеки тетушки
Жильнорман, он был отдан дедом на попечение весьма достойного наставник
а чистейшей, классической ограниченности. Эта юная, едва начавшая раскры
ваться душа из рук ханжи попала в руки педанта. Мариус провел несколько л
ет в коллеже, а затем поступил на юридический факультет. Он был роялист, фа
натик и человек строгих правил. Деда он недолюбливал, его оскорбляли игр
ивость и цинизм старика, а об отце мрачно молчал.
В общем это был юноша пылкий, но сдержанный, благородный, великодушный, го
рдый, религиозный, экзальтированный, правдивый до жестокости, целомудре
нный до дикости.

Глава четвертая.
Смерть разбойника

Мариус закончил среднее образование как раз к тому времени, когда Жильно
рман, покинув общество, удалился на покой. Старик, распростившись с Сен-Же
рменским предместьем и салоном г-жи де Т., переселился в собственный дом н
а улице Сестер страстей Христовых в квартале Маре. Он держал привратника
, ту самую горничную Николетту, которая сменила Маньон, и того самого стра
дающего одышкой, задыхающегося Баска, о котором говорилось выше.
В 1827 году Мариусу исполнилось семнадцать лет. Вернувшись однажды вечером
домой, он заметил, что дед держит в руках письмо.
Ч Мариус! Ч сказал Жильнорман Ч Тебе надо завтра ехать в Вернон.
Ч Зачем? Ч спросил Мариус.
Ч Повидать отца.
Мариус вздрогнул. Ему в голову не приходило, что может наступить день, ког
да он встретится с отцом. Трудно представить себе что-нибудь более для не
го неожиданное, более потрясающее и, надо признаться, более неприятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33