Пот градом катился у него из-под каски и ручейками сбегал по лицу.
— Я не знаю его лично, оберштурмфюрер, я никогда его не видел и никогда с ним не говорил.
— Кого вы знаете в этой семье?
— Только обеих дочерей, оберштурмфюрер, старшая мне лично знакома, а младшую я видел издали.
— Старшую дочь зовут Ута?
— Так точно, оберштурмфюрер!
— Когда вы виделись с ней последний раз?
— В сентябре, в начале сентября прошлого года, oбeрштурмфюрер!
— Где у вас хранятся письма, которые вы от нее получаете?
Хольт проглотил слюну.
— Они у меня в шкафчике, оберштурмфюрер!
Обязательный жест в сторону Кутшеры.
— Готтескнехт! — гаркнул Кутшера. За спиной у Хольта открылась дверь.
— Господин капитан?
— Объясните, где лежат письма! — обратился эсэсовец к Хольту.
Хольт взглянул на Готтескнехта.
— Шкафчик у меня не заперт… На верхней полке слева папка, письма в ней, они связаны в пачку.
— Принесите всю папку! — распорядился оберштурмфюрер. Дверь захлопнулась. Не успел еще Хольт собраться с мыслями, как последовал новый вопрос.
— Знаете ли вы лейтенанта Кифера?
Хольт задумался: Кифер, Кифер, кто бы это мог быть?..
— Отвечайте!
— Как-то в обществе я встретился с одним лейтенантом, женихом Уты Барним. Может быть, его и звали Кифер, не припомню. Вполне возможно. Лейтенант бронетанковых войск.
— Когда это было?
— В прошлом году, в июле, оберштурмфюрер!
— Что это было за общество?
— У сестры моего школьного товарища был день рождения. Я попал туда случайно.
— Как зовут этого школьного товарища?
— Визе, оберштурмфюрер!
Вопросительный взгляд в сторону капитана. Кутшера отрицательно покачал головой. Движение руки налево, штатский сделал у себя заметку.
— Вы уже тогда были знакомы с Барнимами?
— Нет, оберштурмфюрер, я именно в тот день с ними познакомился.
В тот день… Незабываемая минута! Хольт чувствовал себя глубоко несчастным, он чуть не плакал.
Заскрипела дверь, Готтескнехт доложил: «Ваш приказ выполнен!» — и положил папку Хольта на курительный столик. Оберштурмфюрер вытащил из нее пухлую пачку и небрежно ее полистал. Писем накопилось порядочно.
— Здесь все письма, какие она вам прислала?
— Так точно, штурм… простите, оберштурмфюрер!
— Все до единого?
— Так точно, обер… штурм… фюрер!
— Что с вами?
— Ничего, оберштурмфюрер!
— Письма конфискованы!
Эсэсовец тщательно просмотрел содержимое папки — в ней не было больше ничего, кроме неисписанной почтовой бумаги. Движение руки налево — штатский поднялся и, ни с кем не простившись, вышел из барака.
Оберштурмфюрер устремил на Хольта испытующий взгляд — острый, пронизывающий взгляд холодных светло-серых глаз.
Хольт выдержал этот взгляд. Но где-то внутри он ощутил внезапную слабость, от которой задрожали колени. Голос обер-штурмфюрера прозвучал чуть не над самым его ухом.
— А известно вам, где сейчас находится эта Барним? Не можете ли вы подсказать нам, как ее найти?
— Я, право же, понятия не имею, оберштурмфюрер! — дрожащим голосом ответил Хольт.
— Если Барним даст вам о себе знать — письмом, по телефону или каким-нибудь другим образом — или если вам кто-нибудь сообщит о ее местопребывании, вы должны безотлагательно уведомить тайную полицию, полевую жандармерию или, в крайнем случае, вашего непосредственного начальника, с указанием, что означенная Барним разыскивается властями. Вы меня поняли?
— Так точно, оберштурмфюрер!
— Держитесь как следует! Не распускайтесь!
Хольт щелкнул каблуками.
— Если вы в указанном случае не сообщите куда следует, предупреждаю, вы навлечете на себя тяжелое наказание!
— Так точно, оберштурмфюрер!
Оберштурмфюрер повернулся к капитану.
— Это все, капитан Кутшера!
— А теперь убирайтесь! — прорычал Кутшера. — Да смотрите у меня, чтобы никому ни слова!
Но Хольт не сдвинулся с места. Судорожно вытянув руки по швам, он с отчаянием в душе сказал:
— Разрешите, господин капитан, обратиться к оберштуомфюреру!
— Об этом не меня нужно просить, болван! — отрезал Кутшера. Оберштурмфюрер с удивлением воззрился на Хольта.
— Что вам нужно?
— Осмелюсь спросить, — с усилием выговорил Хольт, он не мог иначе, он должен был знать наверняка, — Ута Барним… полковник Барним?..
— Полковник Барним казнен, — ответил оберштурмфюрер грозной скороговоркой. — Расстреляли!
Казнен… Расстреляли…
— И вам, как немцу, подобает до конца вашей жизни стыдиться того, что вы вращались в обществе этих подонков!
— А теперь шагом марш — одна нога здесь, другая там! — присовокупил Кутшера.
Приветствие. Поворот кругом. Открыть дверь. Закрыть дверь. А на улице солнце. Оно выглянуло из-за облаков. Жизнь продолжается. В восемь часов подъем. Меня разбудят, как и других, и все это рассеется как дурной сон. По-прежнему жив Земцкий, и нет никаких «шорт-стирлингов», нет орудий и нарядов по казарме. Все точно такое же, как в далеком детстве, когда отец говорил ему, утешая: «Не плачь, никаких гадких ведьм нет, они бывают только в сказках… А все, что было между этим и тем, между далеким вчера и сегодня, лишь сон. Только сон! Поверь, хоть сон твой и гнетет, когда-нибудь горнист заиграет подъем, и все, что тебя мучило, канет во тьму, ты только посмеешься и стряхнешь с себя этот бред!»
Хольт направлялся к орудию «Берта». Когда в седьмом часу их разбудил сигнал тревоги, он уже полностью овладел собой. Вольцов отвел его в сторону.
— У меня наводили кое-какие справки. Это неинтересно и наших здешних дел не касается, — ответил ему Хольт.
— Что ж, — сказал Вольцов, — нет, так нет.
Сначала проплыл неизбежный утренний разведчик, держа курс на южную Германию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183