– В Санктпетербурге вечно кого-нибудь избивают. Лучше досказывай про Остермана!
– Ой, братцы, – не унимался тот. – Здесь пятеро нападают на одного!
– Экий ты рыцарь! – засмеялся один из его спутников, самый высокий, и крикнул нападавшим на Максюту: – Остановитесь! Всем немедленно подойти сюда!
– Ишь командир! – с досадой сказали державшие Максюту. – Ты что, тоже из полиции?
– А вы что, ослепли? Не так темно, чтобы мундиров не видать. Мы преображенцы!
– А нам наплевать! – нагло отвечали ему. – Преображенцы, так и ступайте своей дорогой!
Накинув петлю, они спешили покончить с Максютой.
– Ах, наплевать? – в один голос вскричали на мостике. – А ну, преображенцы, затронута наша честь!
Вжикнули шпаги, выдираемые из ножен, раздался топот ног. Максюта почувствовал освобождение, жадно глотал воздух.
– Евмолп, не кипятись! – кричали где-то за спиной. – У них ножи!
Но преследователи Максюты боя не приняли, ринулись наутек.
– О-го-го! – смеялись преображенцы. – От тебя, Евмолп, от одного все пятеро разбежались.
– Да это лакеи, – презрительно отвечал тот. – Нет ли лучше кусочка тряпки, руку перевязать?
– Ты ранен!
– Пустяки, царапина. Я вырвал нож у одного татя, который хотел его в жертву свою засадить.
Преображенцы подозвали слуг, следовавших в почтительном отдалении. У них в сумках были все лекарства, необходимые на случай дуэли или потасовки.
– Вас ограбили? – участливо спрашивали освободители.
Максюта все еще обнимал ствол ивы, уткнувшись в шершавую кору. Дрожь его била, хоть он и в боях бывал, и видывал всякое.
– Дайте ему в себя прийти, – говорил самый высокий из преображенцев, горбоносый и с турецкими усами. Он рассматривал кривой нож, вырванный у противника. – А ты, Евмолп, герой настоящий. Прямо Дон Кихот гишпанский, хотя в своей сельской простоте, наверное, ты и не знаешь, кто он есть.
– Лекарство ему! – указал тот на Максюту. – Да побыстрее. Лакрицу или что-нибудь мятное. А насчет Дон Кихота мы тоже кое-что знаем, как он с ветряными мельницами сражался. И все же, господа Кантемиры, скажу по-прежнему: плевал я на все ваши книжки! Не будь я мценский дворянин Евмолп Холявин!
Услышав это имя, Максюта поднял лицо. Перед ним действительно стоял его сосед по домику вдовы Грачевой.
6
– Ба, что за встреча! – вскричал Холявин, тоже разглядев, кого он выручил. – Это же не кто иной, как бравый корпорал градского баталиона, предмет воздыханий моей служанки!
– Господни Тузов! – воскликнул и Антиох Кантемир, узнав унтер-офицера, которого накануне граф Рафалович выставил с лекции.
Третий преображенец, черноусый как янычар, подумал, что его товарищи встретили доброго приятеля, и поспешил представиться:
– Сербан Кантемир, бездарный старший брат гениального младшего. – Он толкнул Антиоха локтем и захохотал.
– Вот бы знал, кого спасаю, – сказал Евмолп, – вовек бы клинка не вынимал.
– И одет как-то странно… – размышлял Антиох, глядя на порванный миллеровский кафтан. – Неужели правда он шпион и его за это били?
– Хо-хо! – сказал Холявин. – Скорее всего, он с девицей здесь гуляет, оттого чуть вилы в бок и не заработал!
– Оставьте! – провозгласил Сербан, который вдруг почувствовал симпатию к удрученному Максюте. – Шпион! Девицы! Этого не может быть, потому что… потому что… Как это по-русски? Рожа у него честная.
– Так не желаете? – предложил Антиох. – Мы дадим вам своих людей, и они проводят вас домой.
– Благодарствуйте, – вымолвил наконец Максюта, отрываясь от дерева. – Но я должен тотчас вернуться в тот вертеп.
– Куда, куда? – воскликнули князья Кантемиры.
– Туда же, куда идем мы, – усмехнулся Холявин. – И я знаю, что ему там надо. Философский камень он там ищет.
– Философский камень!
– Ну да! У нас вся слободка только и говорит, что украденный тот камень надо искать в одном из вольных домов.
– Чушь!
– Для чистой науки, может быть, и чушь. Но для него-то это служба. Шумахер его в Сибирь упечет.
Все принялись обсуждать горестное положение Максюты.
– Ну, любезный Тузов, – сказал Евмолп, – я знал, что ты, братец, хамоват, господского сословия не чтишь. Но что ты еще и глуп, этого, прости, я не знал.
Оба Кантемира схватили его за рукава, прося быть терпимей.
– А что? – продолжал Холявин. – Ну как же не глуп? Идти в логово татей одному, без плана, без страховки? Да и зачем? Надеется увидеть камень тот где-нибудь на буфете, схватить его и бежать? Ха-ха-ха!
Максюта молчал, щупая разорванный шов на боку.
– А ты бы что сделал на его месте? – защищал его Сербан.
Холявин захохотал и отошел в сторону.
– Вот что, – предложил Антиох. – Он же унтер-офицер градского баталиона, у них с полицией даже кафтаны одного цвета. Пусть обратится прямо к генерал-полицеймейстеру Девиеру.
– И правда! – поддержал Сербан.
– Никак нельзя! – ответил Максюта.
– Почему?
– Да он же первый ворюга!
Преображенцы усмехнулись.
– Ну, – сказал тогда Антиох, – кому, как не вам, знать особенности вашего прямого шефа? Действительно, что же сам господин Шумахер не обратится в полицейскую канцелярию? Значит, это ему почему-то невыгодно?
Они молчали, не зная, что и предпринять. В Мойке захлебывались лягушки, невский ветер шумел в кронах деревьев, а из вольных домов в Морской слободке доносились музыка и крики.
– Что стоим-то? – подошел Холявин. – Философский этот камень всем головы затмил. Пошли, там уж, наверное, Цыцурин седьмую колоду распечатал!
– Но вам возвращаться туда не стоит. – Антиох положил руку на плечо корпорала. – Теперь они вас просто убьют.
– Да не могут они меня знать! – в отчаянии ответил Максюта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80