– с болью воскликнул Николенька, но маркиза только обдала его смеющимся взглядом из-под черного кружева маски. Старый генерал-фельдмаршал, как заправский кавалер, склонился к ее руке, целуя.
Через полчаса лодка маркизы Лены, украшенная коврами и роскошными опахалами, выплыла на середину Невы. Сербан Кантемир и Евмолп Холявин, оба в белых рубашках, добросовестно гребли.
– Какой простор! – воскликнула маркиза Лена. – Каждый раз, когда я переплываю Неву, я ощущаю величие неба, огромность мира и тщету смертного человека!
Никто не отвечал. Хотя все были в масках, но каждый знал, кто есть кто. И молодые военные были, конечно, стеснены присутствием генерал-фельдмаршала. Закат пылал в многочисленных окнах дворцов вдоль набережной реки.
– Как быстро все это выросло! – сказал старый Репнин. – Подумать только, а ведь еще вчера здесь были топь и чащоба!
– Деда-то, деда зачем вы взяли? – продолжал расстраиваться Николенька, дыша в ухо маркизы. Но та только смеялась, обмахиваясь опахалом.
– Эй! – вдруг закричал Антиох. Он сидел на корме и держал в обнимку ларец с посудой, потому что был произведен маркизой в ранг буфетчика. – Эй, раззявы! Сразу видно, что князья на веслах, – судно у нас на носу, правьте левее!
Действительно, прямо на носу на их лодку надвигалась обширная черная посудина. Сербан вскочил с веслом, готовый начать перебранку.
Но черное судно пронеслось мимо, обдавая брызгами своих весел, ни словом ни сигналом не отозвавшись на протесты Сербана.
– Это и есть каторга, – сказала маркиза. Привычная веселость сбежала у ней с лица, оно вдруг, под полумаской, стало резким и даже злым. – Это каторга, господа. Видите, гребут каторжники в цепях, а лица их загорожены бортиком?
Все присмирели, даже старый генерал-фельдмаршал. Всем пришла на ум пословица: от сумы да от тюрьмы не отказывайся.
– А кто там на этой каторге наверху сидит? – спросил граф Рафалович, который тоже оказался в числе приглашенных и которому как иноземцу русские пословицы на ум не приходили.
– Это Полторы Хари.
– Кто, кто? – вскричали ее спутники.
– Полторы Хари. Это прозвище такое. Он их конвойный начальник. Видите, на васильковом кафтане галун золотой, широкий – офицер.
– Все-то вы знаете, – залебезил Рафалович, поймал на ветру подол широченной юбки маркизы и поцеловал кружева.
– Еще бы мне не знать! – весело воскликнула маркиза и отобрала край платья у любезника графа. – Может, я сама той каторжницей была.
– Шутите! – воскликнули спутники и принялись обмениваться притчами про каторгу, про татей и татебниц. А маркиза сидела задумчивая, в их беседу не вмешиваясь.
И вдруг она вскочила, протягивая руку вслед удаляющейся каторге.
– Глядите, глядите! Кто это там у них? Боже, какое страшилище!
Последний с краю на каторге отбивал такт молотком, чтобы взмахи гребцов были равномерны. На его руке, поднимавшей молоток, поблескивала цепь.
– Наверное, у него ноздри вырваны, – сказал князь Репнин, по-старчески прищуриваясь. – Нет, ноздри, пожалуй, целы. Зато на щеке у него клеймо – «тринадцать». Цифрами в Рогервике клеймят за военные мятежи. Вор, видать, первейший!
Настроение было подпорчено. Лодка вошла в протоку, там уже царила фиолетовая тень. Молодой лес в полном безветрии стоял по берегам протоки, и даже плывущая лодка не возмущала спокойствия зеркальной воды.
– «Ун энфейта флореста… – пропела низким голосом маркиза Лена и поправила замысловатую прическу. – Эспельяда до агуас…»
– Что, что? – закричали ее спутники. – Спойте же, спойте!
Лодка ткнулась в песок, и, поскольку гребцы были все-таки неумелые, пассажиры со смехом повалились друг на друга. Антиох еле удерживал рассыпающиеся стопки тарелок. Там в отдалении от берега виднелся домик с террасой, впрочем, и в других местах укромной протоки стояли теремки, то тут, то там поднимался дымок от гостеприимного очага.
Через малое время на террасе уже кипела итальянская новинка – медный сосуд с трубой, куда старательный Антиох закладывал тлеющие угли, а выливать кипяток нужно было через особый кран.
Маркиза предложила снять маски. Она представила и гостя, который пока был тут незнаком.
– Граф Рафалович из Парижа. Государыней приглашен в академики к нам. Он был друг моего покойного мужа, прошу любить и жаловать, синьоры.
Завидев на графе моднейший парик седого цвета, преображенцы приуныли.
Николенька Репнин помогал Антиоху разносить чай и вдруг обнаружил, что его обычное место справа от маркизы Лены занято. Там расположился лейб-гвардии сержант Холявин, и синьора благосклонно на него посматривала. Слева же от хозяйки сосредоточенно пил чай его собственный дед.
– Не мнится ли вам, сударь, – Николенька коснулся плеча Евмолпа Холявина, – что вы не свое заняли место?
Холявин отхлебнул из чашки и посмотрел на маркизу, а та спокойно ему ответствовала взмахом серповидных ресниц.
Тогда Николенька не выдержал.
– А у вас штиблет разбитый! – крикнул он Евмолпу. – Постыдились бы, сударь, в такой одежде в гости ходить!
Холявин вскочил:
– Сударь!
Побежали к лодкам за шпагами. Сербан смеялся, а Антиох, болезненно морщась, пытался отговорить соперников:
– Евмолп, Николенька, вы же первые фехтовальщики в полку, не миновать крови!
Но это только раззадоривало драчунов. Пока дуэлянты легкими прыжками маневрировали по террасе и сталь лязгала в пробных выпадах, старый князь Репнин кивал головой и постукивал костяшкой пальца в такт их движениям. Маркиза подозвала Зизанью и приказала перекрутить локон в ее прическе.
Но темп убыстрялся, и начались опасные эскапады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80