– Хорошо, – сказал Пол, глянув на чулок. – Отложи его.
Доус стоял растерянный, беспомощный от ярости. Морел обернулся.
– Извините, я на минутку, – сказал он Доусу и хотел бежать вниз.
– Стой, куда припустился! – заорал кузнец, схватив его за плечо. Пол круто повернулся.
– Эй! Эй! – в страхе крикнул рассыльный.
Из-за стеклянной перегородки своего кабинетика выбежал Томас Джордан.
– В чем дело, в чем дело? – старчески пронзительным голосом спрашивал он, подбегая.
– Да просто я хочу рассчитаться с этим… вот и все, – вне себя ляпнул Доус.
– Что это значит? – резко спросил Томас Джордан.
– То и значит, – сказал Доус, однако пылу в нем поубавилось.
Морел оперся о конторку, смущенно усмехнулся.
– Что у вас тут такое? – резко спросил Томас Джордан.
– Сам не знаю, – Пол покачал головой и пожал плечами.
– Не знаешь, не знаешь! – заорал Доус. Красивое лицо исказила ярость, он выпятил подбородок, изготовил кулак.
– Вы кончили? – громко, свысока спросил старик. – Подите займитесь делом, и чтоб я не видел вас здесь утром навеселе.
Доус медленно повернулся к нему всем своим крупным телом.
– Навеселе! – сказал он. – Кто это навеселе? Трезвый я, не хуже вашего.
– Слышали мы эту песню, – оборвал старик. – А теперь уходите, да поживей. Здесь не место хулиганить.
Кузнец презрительно, сверху вниз посмотрел на хозяина. Его большие, чумазые, однако отлично вылепленные руки беспокойно сжимались и разжимались. Пол вспомнил, это руки Клариного мужа, и его ожгло ненавистью.
– Уходите, пока вас не выставили! – резко сказал Томас Джордан.
– Кто ж это меня выставит? – заухмылялся Доус.
Мистер Джордан вздрогнул, шагнул к кузнецу и, небольшого росточка, крепко сбитый, показывая на дверь, стал напирать на скандалиста.
– Вон с моей фабрики… вон! – говорил он.
Он схватил руку Доуса.
– Не тронь! – сказал кузнец, дернул локтем, от толчка маленький фабрикант, шатаясь, отлетел.
Никто не успел его поддержать, старик натолкнулся на податливую, на пружине, дверь. Она распахнулась, Томас Джордан пролетел полдюжины ступенек в комнату Фанни. Миг замешательства, и вот уже и мужчины и девушки кинулись к нему. Доус постоял, с горечью посмотрел на все это и пошел прочь.
Томаса Джордана изрядно тряхнуло, он ушибся, но и только. Однако он был вне себя от ярости. Он уволил Доуса и подал на него в суд за оскорбление действием.
Полу Морелу пришлось давать показания на суде. Его спросили, с чего все началось, и он ответил:
– Доус воспользовался случаем оскорбить миссис Доус и меня за то, что однажды вечером я сопровождал ее в театр; тогда я плеснул в него пивом, и он хотел мне отомстить.
– Cherchez la femme! – улыбнулся судья.
После чего назвал Доуса дрянью и прекратил дело.
– Вы провалили дело, – рявкнул на Пола Джордан.
– Не могу с вами согласиться, – ответил Пол. – И ведь вы, надо думать, не хотели, чтобы его осудили?
– Тогда зачем, по-вашему, я подал в суд?
– Ну, прошу прощенья, если я показал не то, что надо.
Клара тоже порядком рассердилась.
– Зачем тебе понадобилось впутывать мое имя? – сказала она Полу.
– Лучше назвать его открыто, чем чтоб его шептали по углам.
– Обошлось бы и без того и без другого, – заявила она.
– Нас от этого не убыло, – равнодушно сказал Пол.
– Тебя-то, может, и нет, – возразила Клара.
– А тебя? – спросил он.
– Вовсе незачем было меня упоминать.
– Виноват, – сказал он, но голос его вовсе не прозвучал виновато.
Ничего, успокоится, беспечно подумал он. И Клара и вправду успокоилась.
Пол рассказал матери о падении мистера Джордана и о суде над Доусом.
Миссис Морел пытливо посмотрела на сына.
– Что же ты обо всем этом думаешь? – спросила она.
– По-моему, Доус дурак, – ответил Пол.
Однако же ему было очень не по себе.
– Ты когда-нибудь задумывался, чем это все кончится? – спросила мать.
– Нет, – ответил он, – все уладится само собой.
– Это верно, в конце концов все улаживается само собой, да только не так, как нам бы хотелось, – сказала мать.
– И тогда волей-неволей с этим миришься, – сказал он.
– Не так-то легко ты примиришься с тем, что тебе придется не по вкусу, – сказала она.
Пол продолжал быстро набрасывать эскиз.
– А ее мнение ты когда-нибудь спрашиваешь? – сказала наконец миссис Морел.
– О чем?
– О тебе, обо всем этом.
– Мне все равно, какого она мнения обо мне. Она по уши в меня влюблена, но это у нее не очень серьезно.
– Столь же серьезно, как твое чувство к ней.
Пол удивленно посмотрел на мать.
– Да, – сказал он. – Ты права. Наверно, что-то со мной не то, не умею я любить. Обычно когда она рядом, я и правда ее люблю. Иной раз, когда я вижу в ней только женщину, я ее люблю, ма. Но, когда она разговаривает и судит о чем-нибудь, я часто ее не слушаю.
– А ведь она не глупей Мириам.
– Возможно. И люблю я ее больше Мириам. Но почему же они не могут меня удержать?
Последний вопрос прозвучал почти жалобно. Мать отвернулась, сидела, глядя в одну точку, тишина была в ней, печаль и, пожалуй, самоотречение.
– Но ты бы не хотел жениться на Кларе? – спросила она.
– Нет. Вначале, может, и хотел. Но почему… почему я не хочу жениться на ней ли, на ком-нибудь еще? Иногда у меня такое чувство, мама, будто я приношу женщине горе.
– Каким образом?
– Сам не знаю.
Он продолжал рисовать с каким-то даже отчаянием; ведь он коснулся самой сути своей тревоги.
– А что до желания жениться, – сказала мать, – у тебя впереди еще уйма времени.
– Да нет, ма. Я даже люблю Клару, и Мириам любил, но жениться, отдать себя им не мог. Не могу я стать чьей-то собственностью. Похоже, им требуется мое «я», а это я не могу им отдать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158