Он потребовал, чтобы екатеринбургские старообрядцы, уж если они не хотят единоверия, подчи­нились непосредственно синоду, подобно ставропитиальным монастырям, минуя епархиальных архиереев. На это не могли пойти старообрядцы, и дело о легализации кон­чилось ничем.
Но переговоры, которые одновременно вела с прави­тельством Москва, увенчались большим успехом и ока­зались на пользу всей поповщине в целом. Неудачи с исканием архиерейства в XVIII в. заставили рогожцев оставить эти попытки; все хлопоты они направили на то, чтобы упрочить за собой право принимать беглых попов. Архиерейская власть им нужна была не столько для от­правления культа, сколько для поставления его соверши­телей. Но если таковые будут в изобилии и без всяких препятствий приходить из синодской церкви, то культ будет совершаться непрерывно и архиерейская власть не нужна. Поэтому вслед за Москвой по ее сигналу засыпа­ли правительство просьбами о дозволении иметь беглых попов, строить часовни и совершать культ все другие влиятельные общины, зависевшие от Рогожского кладби­ща. Александровское правительство, прислушивавшееся в первые десятилетия XIX в. к голосу буржуазии, пошло навстречу этим домогательствам. Сначала, между 1803 и 1818 гг., оно выдавало разрешения получать попов с Иргиза отдельным общинам. Первым получил такое раз­решение Городец, затем ярославские, пермские, влади­мирские и западносибирские общины; попы, отправляв­шиеся с Иргиза в другие общины, получали от саратов­ского губернатора официальные паспорта, в которых да­же именовались священниками. Эти разрозненные меры были объединены и расширены: в 1822 г. 26 марта были высочайше утверждены «секретные» правила «о попах и молитвенных домах старообрядцев». Правилами предпи­сывалось не разыскивать и оставлять у раскольников беглых попов, если последние не сделали никакого уго­ловного преступления, и поручить таким священникам «для порядка» вести метрики и представлять ежегодно метрические ведомости гражданскому начальству; новых церквей и часовен строить не дозволять, о старых же «не входить ни в какое рассмотрение и оставить их без розыскания». Эта победа давала некоторое легальное по­ложение; но, когда уральские старообрядцы вздумали воспользоваться новыми правилами, чтобы открыто орга­низовать приходы и совершать открыто культ, местные власти сейчас же возбудили дело об оказательстве, сам Рязанов попал в тюрьму. Правила, очевидно, носили не столько характер закона, сколько циркулярной инструк­ции, и практика их выполнения всецело зависела от «местных условий», т. е. от степени влиятельности мест­ных общин и степени стремительности местного началь­ства. В Московской, Тверской, Калужской, Саратовской, Черниговской губерниях попов и часовни дозволяли, а в других губерниях арестовывали попов и запечатывали часовни. Как ни ограниченна была эта победа, но и ею не пришлось долго пользоваться. Александровские дни прошли, и настала николаевская эпоха - эпоха оконча­тельного расшатывания крепостнического государства. Напрягая последние силы, оно объявило жестокую борь­бу всем враждебным элементам. Старообрядчество, как организация торгово-промышленного капитала, тянулось к участию в политической власти и было среди противни­ков крепостнического строя огромной и влиятельной си­лой. По официальным сведениям, в начале царствования Николая I было в России 627 721 душа раскольников (1827 г.); но эту цифру надо увеличить по крайней мере втрое или вчетверо, чтобы получить действительную циф­ру, ибо в списки вносились только потомки тех расколь­ников, которые в XVIII в. были записаны в двойной оклад, а цифры официальных списков десятки лет оставались неизменными и даже иногда уменьшались, так как уменьшение раскола свидетельствовало о служебном усердии полиции. Тотчас по вступлении на престол Николая I началась энергичная борьба правительства с расколом, цель которой, по официальному заявлению, заключалась в следующем: постепенно уничтожить ра­скол, действуя так, чтобы наличные раскольники дожили свой век, а новых не было. Правительственные меропри­ятия лились как из рога изобилия, не останавливаясь ни перед чем, даже перед «священным правом собственно­сти»; с точки зрения правительства, раскольники были вполне аналогичны военным дезертирам как люди, самовольно ушедшие из господствующей церкви и потерявшие в силу этого часть гражданской правоспособности.
Правительство Николая I плохо разбиралось в раз­личных раскольничьих направлениях и толках, но оно ставило себе определенную и вполне понятную с его точ­ки зрения задачу: разрушить основу раскола посредством экспроприации его имуществ и разгрома его организа­ций - как благотворительных, так и богослужебных. Удары правительственных репрессий одинаково поража­ли и поповщину, и беспоповщину. В области культа чув­ствительнее всего они были для поповщины, ибо беспо­повщина выработала самостоятельный культ, независи­мый от синодской церкви, а для поповщины правила 1822 г. были всем. Беспоповщина могла обходиться без молитвенных домов и попов; поповцы считали такое по­ложение дела «богомерзкой ересью», для них культ без попа и часовни или церкви был немыслим. Поэтому гро­за больнее всего отозвалась на поповщине; но она заста­вила поповцев собраться с силами и выработать такую организацию, которая ставила их культ вне всякой зави­симости от синодской церкви.
Борьба началась в 1826 г., когда были сняты кресты со всех старообрядческих молитвенных зданий, была за­прещена постройка новых и ремонт старых зданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174