другие, как Никитский, склоняются к объяснению про­исхождения секты упадком новгородской и псковской иерархии, начиная от архиепископов и до последнего священника, вследствие распространения симонии, и влиянием учения богомилов и французских катаров. Объяснение Тихонравова приходится откинуть целиком, ибо черная смерть даже в Западной Европе появилась позже стригольников, а объяснение ереси идейным влия­нием без наличности материальной основы ничего не объясняет. Объяснения Никитского гораздо ближе к истине. Но он не прав в том отношении, что считает упа­док церкви новым явлением и видит отрицательную сто­рону тогдашнего церковного устройства почти исключи­тельно в симонии; с другой стороны, он опять-таки никак не может обойтись без западного влияния. Между тем исходный пункт ереси лежит в местных псковских цер­ковных отношениях, с трудом уживавшихся рядом с фео­дальной организацией новгородской архиепископской кафедры, которой был подчинен Псков в церковном от­ношении. Из этого столкновения городской церковной организации, сложившейся в Пскове, с притязаниями феодального сеньора, каким был новгородский архиепи­скоп, и родилась секта стригольников.
В начале XIV столетия Псков фактически стал впол­не независимым от Новгорода в политическом отноше­нии, и сейчас же замечается стремление псковичей до­биться независимости от Новгорода и в церковном отно­шении. Церковная зависимость Пскова выражалась в хорошо уже известном нам праве новгородского архиепископа собирать пошлины с псковского духовенства за посвящение и пошлины десятинные и призывать псков­ских клириков к своему суду. Право суда новгородского архиепископа было опять-таки сопряжено со сборами и вовлекало псковских клириков в большие расходы, ибо суд совершался не в самом Пскове, а в Новгороде, куда клирикам приходилось ездить по зову владыки. Таким образом, зависимость псковской церкви от епископа но­сила чисто фискальный характер, по своей же организа­ции псковская церковь была совершенно самостоятель­ной и выработала своеобразное устройство.
Как в Новгороде, так и в Пскове это устройство оп­ределялось не церковными канонами, а военно-купече­ской организацией города, в предшествующей главе мы уже вскользь говорили о городской церковной организа­ции, теперь остановимся на ней подробнее. В граждан­ском отношении Псков был союзом концов, улиц и сотен; каждая ячейка, входившая в состав общегородского союза, была также и религиозной организацией; такими же религиозными организациями были и другие товари­щества, создавшиеся позднее уже на почве общеторговых интересов, а не на почве территориального распределе­ния, после того как торговля утратила свой разбойниче­ский характер и стала нормальным экономическим явлением. Каждая улица, каждый конец, каждая гиль­дия была в то же время религиозной братчиной со сво­им собственным культом, адресованным своему собст­венному патрону. Гильдии так и назывались по имени патрона, например «купечество Иваньское». Патроном был какой-либо из христианских святых, причем по от­ношению к наиболее старинным братчинам возможно предполагать, что христианские святые заместили собой прежних языческих богов; по крайней мере, ритуал праздников в честь патронов непременно содержал в себе жертвенный пир после богослужения и обычные для старинного культа «позоры», т. е. игры, песни, пля­ски при участии скоморохов. Ритуальный характер та­ких пиров яснее всего обнаруживается из их организа­ции и из того обстоятельства, что преступлениям, совер­шившимся во время этих пиров, придавался особый сакральный характер, они не подлежали общей юрис­дикции, а разбирались самой братчиной. Для устройства пиршества члены братчины должны были делать особые обязательные взносы, а председателем пира был братчинский староста, староста же наблюдал за порядком во время этих пиров и был участником братчинского суда. Юрисдикция братчины в сакральных делах была вполне независима от княжеской и обладала полнотой судебного авторитета, «а в пиру учинится татьба, ино к пировому старосте или к пивцом явити, а государю нет», «а кто с кем побьется в Пскове... на пиру... ино ту князю продажи нет... а братьщина судит, как судьи». Братчинский храм был не только местом культа, но служил и торговым операциям, там хранились капиталы братчи­ны, там взвешивались деньги при расчетах. Последнее право оговаривалось особыми грамотами, так как право веса часто было, как мы видели, доходной статьей ар­хиереев, а иногда и князей. Так, право на вес Иваньской братчины было оговорено в княжеской жалованной гра­моте 1135 г.: «А городу ни владыце, ни боярам весу не отъимати у святого великого Ивана». Из таких братчин в Пскове выдвинулась Софийская братчина, в Новгоро­де - братчины Бориса и Глеба, уже упомянутый Иван на Опоках, Никольщина; такие же братчины были и в остальных более крупных новгородских пригородах, например в Старой Руссе и Торжке.
Духовенство, служившее в церквах псковских брат­чин, зависело прежде всего от братчиков. Братчины представляли кандидатов архиепископу и всегда могли сменить священника, если он им не нравился. При таких условиях как члены братчины, так и духовенство мири­лись с поборами новгородского архиепископа только до тех пор, пока Псков находился в политической зависи­мости от своего старшего брата. Как только эта зави­симость исчезла, псковские братчины решили, что им нет более никакой надобности платить новгородскому архиепископу за посвящение попов, посылать к нему на суд своих клириков и тратиться на его приемы только потому, что без его благословения нельзя поставить священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174