Своей судьбы не избежала и древнейшая секта бегу­нов, по своей идеологии и практике как будто столь чуждая всяким тенденциям эксплуататорского характе­ра. Однако зародыши будущей дифференциации в бегунстве гнездились с самого начала. Мы видели, что по составу своих адептов секта делилась на две категории, настоящих бегунов и так называемых жиловых, или странноприимцев, которые оставались в миру и предо­ставляли приют и поддержку подлинным бегунам. Кате­гория жиловых бегунов и сделалась той буржуазной вер­хушкой секты, которая примерно с 50-х годов XIX в. уже господствует в секте и руководит вместе с наставниками всей идеологической и практической жизнью бегунства. Отрывочные сведения, идущие из 50-х, 60-х и последую­щих годов, называют в числе жиловых обычно городских купцов или зажиточных деревенских крестьян. Условие это выдвигалось и практикой укрытия бегунов: для скрывающихся нужны были обширные помещения, толь­ко усадебные постройки и большие дома городских и сельских богатеев не могли с этой стороны вызывать ни­каких подозрений. Поэтому всякому вновь принимаемому в секту жиловому, если он не был ни купцом, ни ре­месленником, ставилось требование стать таковым; из общественных капиталов (такие были уже в 60-х годах) выдавалась сумма, достаточная для первого обзаведе­ния. Отсюда совершенно ясно, что бегунская организация в 60-х годах стала также своеобразным орудием перво­начального накопления: по Волге и Каме, от Ярославля до Перми и дальше до Тюмени она плодила в селах, го­родишках и городах новые отряды колупаевых и разуваевых, помогала им вылупливаться из крестьянской оболочки, становиться на ноги, кормиться и жиреть - «цыпленки тоже хочут есть». Капитал совершал тут сво­еобразный процесс воспроизводства: общественные капи­талы составлялись обычно из сумм, завещаемых общи­нам умиравшими бездетными жиловыми богатеями, и обращались на воспроизведение новых богатеев.
Рядовая масса бегунства, находившая себе во время «бегов» приют и поддержку у жиловых, до 1861 г. посто­янно пополнялась из обширного крепостного резерва. После 1861 г. этот резерв сразу сократился, но еще около 15 лет, до военной реформы 1874 г., в бегунской массе был значительный процент действительно беглых лю­дей, главным образом беглых солдат, не выдержавших 20-летней казарменной каторги; из их среды выходили и наставники, как, например, Никанор, арестованный в Каргопольском уезде в 1878 г.
К сожалению, до сих пор неясен вопрос о способах эксплуатации этой бегунской массы. Ею пользовались, ко­нечно, прежде всего для связи; но главное заключалось не в этом. Главное заключалось в том, что бегун, полу­чивший приют, должен был «помогать» жиловому, дав­шему ему приют, т. е. становился его временным бес­платным батраком только за харчи и за угол. А так как в это время бегунские наставники усиленно проповедуют необходимость для «истинных христиан», т. е. для под­линных бегунов, строгого поста, то расходы на харчи вряд ли были обременительными для «неистинных» хри­стиан, жиловых странноприимцев, которые не были обя­заны соблюдать эту заповедь по отношению к самим себе. Наконец, еще один чрезвычайно характерный для бегунства способ эксплуатации был связан с бегунским отрицанием денег как антихристова изделия с печатью антихриста в виде государственного герба. Жиловые бе­гуны не были обязаны воздерживаться от приема денег и пользования ими, иначе всему делу спасения «истинных христиан» пришел бы конец; да и среди «истинных» эта деньгобоязнь с течением времени значительно вывет­рилась под влиянием требований жизни. Но такое от­ступничество вызвало со стороны ортодоксальных на­ставников протест, и они около 50-х годов создали даже особую фракцию безденежников. Эти последние жили милостыней, но собирали ее в сопровождении своих странноприимцев, которые принимали от подававших «антихристову печать» и покупали для своих клиентов на собранные деньги необходимые последним продукты и вещи. Так как при этом часть собранных денег «при­липала» к рукам грешников странноприимцев, то, по су­ществу, фракция безденежников была организацией эксплуатации нищенства со стороны начинающих капита­листов, не брезговавших и этим путем для ускорения и увеличения своего накопления.
Уже в связи с описанными явлениями достаточно от­четливо обрисовывается роль бегунских наставников как идеологических помощников жиловой группы бегунов. По-видимому, наставники с половины XIX в. и рекрути­роваться стали преимущественно из буржуазной группы. На месте прежних «скитников» перед нами мелькают фигуры наставников, выросших и воспитанных в «кель­ях» странноприимческих домов, а иногда и прямо куп­цов; по крайней мере, в числе обнаруженных полицей­ской облавой в одной прикамской деревне бегунских на­ставников оказался купец 2-й гильдии. Дело было в кон­це 60-х или начале 70-х годов, когда естественный резерв бегунства уже иссякал, приходилось улавливать «истин­ных» бегунов посредством миссионерских экспедиций.
Тут мы подходим к тому организационному преобра­зованию, какое было внесено в бегунскую секту в связи с результатами реформы 1861 г. С одной стороны, сразу сократился приток рядовой бегунской массы, с другой стороны, выросли новые возможности для капиталисти­ческого накопления. Эта коллизия могла привести к бы­строму разложению и исчезновению бегунства; однако его буржуазные верхи попробовали при помощи настав­ников перестроиться. Наставники теряли от распада бе­гунства все, ибо они жили на полном содержании у об­щин;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174