И уже в 1307 г. псковичи отправили тогдаш­нему архиепископу Феоктисту депутацию с просьбой разрешить им иметь своего епископа. Как и надо было ожидать, Феоктист отнесся к этой просьбе очень небла­госклонно, и было ясно, что добром новгородский влады­ка никогда не согласится на отказ от такой доходной статьи, какою был Псков. Тогда началась упорная борь­ба псковичей с притязаниями новгородского владыки. В этой борьбе приняли одинаковое участие и миряне и духовенство. В 40-х годах XIV в. псковичи добились очень важной уступки: вместо боярина из софиян, како­му раньше новгородский владыка отдавал Псков на кормление, «владычник» стал назначаться из псковских бояр; затем владыка должен был заменить свои наезды в Псков, которые он совершал по мере надобности, в за­висимости от состояния своей казны, визитациями в опре­деленные сроки. Эти меры ограничили поборы архиепи­скопа с псковской церкви и сократили до минимума его вмешательство в псковскую церковную жизнь. В сущно­сти, псковская церковь стала теперь почти совершенно независимой от новгородского епископа организацией, обязанной ему только определенными денежными побо­рами. «Божие священство» во Пскове в новгородском владыке видело отныне не своего духовного главу, а на­доедливого сеньера, которому, как это ни было досадно, приходилось время от времени посылать дары деньгами или натурой. Чтобы тяжесть этих поборов распределя­лась равномерно, псковское духовенство соединилось в соборы - добровольные корпоративные соединения для распределения владычного тягла.
Конфликт между городскими церковными мирами и их феодальным владыкой разрешился компромиссом. Но, как всегда бывает, нашлись непримиримые элемен­ты, которые не хотели довольствоваться таким компро­миссом. Если мы возьмем доктрину стригольников так, как она есть, не прибегая к сопоставлениям с доктриною катаров или бичевальщиков или к более чем рискован­ному сравнению стригольников с раскольниками-беспо­повцами, то мы без труда найдем объяснение этой док­трине из только что описанного состояния псковской церкви в XIV в. Душою стригольнической партии были не одни миряне, но и клирики, т. е. те самые лица, кото­рым приходилось урывать немалые доли из своих до­ходов для удовлетворения сборщиков владычного тягла. Компромисс их не удовлетворял, своего владыку полу­чить было нельзя - отсюда для непримиримых оставал­ся только один выход: отвергнуть законность и необхо­димость высшей церковной иерархии. И вот стригольни­ки «оклеветали весь вселенский собор». Основания для клеветы еретикам, изучившим «словеса книжные», поды­скать было нетрудно. Первое, самое главное основание заключалось в том, что патриархи, митрополиты и епи­скопы «духопродавчествуют» - берут мзду за поставление клириков. Против этого неопровержимого аргумента новгородские оппоненты не сумели возразить ничем иным, как констатированием факта, что плата за поставление существует повсюду и, следовательно, это не есть мзда, запрещенная канонами. И только патриарх кон­стантинопольский, которого просили написать обличение против еретиков, нашел более разумную отговорку, что платежи рукополагаемых являются их добровольными и благословными дарами в возмещение расходов на свечи, вино, обеды и подобные издержки. Такие возра­жения не в силах были оправдать повсеместного суще­ствования мзды; вся иерархия, таким образом, отрица­лась, а вместе с этим падала и зависимость Пскова от какого бы то ни было церковного начальства. Сделав такой радикальный вывод, стригольники должны были признать, что если везде посвящение происходит на мзде, то нигде нельзя найти истинного священства; но раз истинной иерархии нет, то, очевидно, она и не нужна. И стригольники тотчас же нашли в священном писании, что апостол Павел повелел учить и простому человеку. И вот на место «учителей-пьяниц, которые ядят и пьют с пьяницами и взимают с них злато, серебро и порты от живых и мертвых», еретики поставили сами себя учите­лями над народом - «творили себя головою, будучи но­гою, творили себя пастырями, будучи овцами», как кар­тинно выражается один из их обличителей. И начались «страшные вещи»: миряне судят священников и казнят их, «восхищают» сами на себя сан священства и совер­шают крещение, «мужики озорные на крылосе поют и па­ремью и апостола на амвоне чтут да еще и в алтарь хо­дят». Характернее всего была та позиция, какую заняли еретики по отношению к главной функции молитвен­ников в удельной Руси, к молитвам за умерших. Уже Карп-стригольник говорил, что «недостоит над умерши­ми пети, ни поминати, ни службу творити, ни приноса за мертвыми приносити к церкви, ни пиров творити, ни ми­лостыни давати за душу умершего». Для нас неясно теперь, на чем Карп основывал отрицание молитв за умерших. Можно предполагать, что он, вероятно, считал неправильным учение о том, будто человек может спа­стись жертвами и молитвами других, не имея собствен­ных заслуг. Наиболее крайние представители ереси, пере­кочевавшей в начале XV в. из Пскова в Тверь, шли еще дальше. Так, в одном из своих посланий митрополит Фотий около 1420 г. пишет, будто бы среди еретиков есть такие, которые признают богом только отца небесного, отрицают «евангельские и апостольские благове­сти» и начисто отрицают общественный культ со всеми его принадлежностями. Если это известие точно, то край­нее крыло ереси приобрело уже сектантский характер и пыталось создать новую веру и новый культ; оно, впро­чем, было очень слабым.
Эти общие черты стригольнической ереси совершен­но ясны по своему характеру:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174