перед нами движение, но­сящее не аскетическо-дуалистический характер, как ду­мает почему-то М. Н. Покровский, не приводя при этом никаких аргументов в подкрепление своего взгляда, но протестантско-реформационный. Как лютеранство, так и стригольничество выступают против эксплуатации местной церкви со стороны чужого духовного сеньера, как лютеранство, так и стригольничество приходят от­сюда прежде всего к отрицанию тех положений, которые являются для этого сеньера и его клира источником доходов, необходимости профессиональной иерархии, необходимости содержания клира, необходимости молитв за умерших. Как вслед за лютеранством возникают крайние, уже сектантские течения, так и стригольниче­ство выделяет крайнее, сектантское крыло. Таким обра­зом, первым русским проявлением протестантизма надо считать именно стригольников, а не жидовствующих, как делает М. Н. Покровский (Очерк истории русской культуры, ч. II, 5-е изд. М., 1923, с. 38, 54). Многогран­ное религиозно-рационализаторское движение, извест­ное под этим последним именем, возникло в последней четверти XV в. и является особенно любопытным. Оно по своей социальной основе было шире стригольничест­ва и несравненно более могучим. Неудивительно, что историки церкви занимались им особенно внимательно, но совершенно в нем запутались.
В лице жидовствующих мы имеем дело с широким и сложным явлением, сыгравшим немаловажную роль в событиях конца XV-начала XVI в. Возникнув в Нов­городе, ересь, по словам Иосифа Волоцкого, проникла и в Москву, ко двору самого князя, заразила будто бы са­мого митрополита Зосиму и потом перекинулась в за­волжские монашеские скиты. Очевидно, что, несмотря на уверения Иосифа, будто все еретики держались одних и тех же взглядов, дело было не совсем так, разнообра­зие социальной среды, захваченной ересью, должно было повлечь за собою значительные оттенки в идеологии. Но, не будучи в силах распутать этот клубок противоре­чий, церковные историки пришли к самым противопо­ложным выводам о сущности ереси. Так, А. С. Архангель­ский пришел к отчаянному выводу, что никакой ереси не было, а были только отдельные лица, высказывавшие критические мнения по поводу различных вопросов ве­роучения и церковного управления. На противополож­ном полюсе стоит Е. Е. Голубинский, как будто расте­рявший во II томе своей «Истории русской церкви» все то критическое чутье, которое после первого тома соста­вило ему громкую славу «научного» церковного истори­ка. Он без дальних разысканий объявляет, что «ересь жидовствующих в ее собственном виде представляла из себя не что иное, как полное и настоящее иудейство, или жидовство, с совершенным отрицанием христианст­ва». Кроме того, Голубинский находит «несобственный» вид ереси, заключавшийся в христианском вольномыс­лии, о котором, однако, он ничего определенного сказать не может. Между этими двумя крайностями стоит сред­нее мнение Панова, который считает ересь жидовству­ющих непосредственным продолжением стригольничест­ва, случайно испытавшим на себе незначительное влияние иудейства. Бессилие церковных историков объясняется тем, что каждый из них оказался в плену у какого-либо одного источника, который казался пред­почтительнее других. Не владея подлинно научным ме­тодом, но применяя обычные приемы богословских логическо-прагматических построений, церковные историки не могли разобраться и в источниках, отражавших точки зрения различных социальных групп той эпохи. Недале­ко оказался от них и П. Н. Милюков, не идущий дальше самого элементарного прагматизма.
Для правильного суждения о ереси приходится прежде всего оценить те источники, которые сообщают нам о ереси жидовствующих. У нас имеются, во-первых, по­слания новгородского архиепископа Геннадия об ерети­ках, содержащие отрывочные данные о них, которые те­ряются среди жалоб на бездействие московских властей; во-вторых, «Известие» митрополита Зосимы о соборе 1490 г. с обличением ереси и приговор этого собора по делу о еретиках; в-третьих, сочинение Иосифа Волоцкого «Просветитель», целиком посвященное изобличению ереси. Это последнее заключает в себе 16 слов, изобли­чающих различные заблуждения еретиков, и в качестве предисловия дает «Сказание о новоявившейся ереси», представляющее из себя небольшой исторический очерк ереси, в котором рассказывается, как ересь возникла в Новгороде, как из Новгорода проникла в Москву, и ука­зываются поименно московские еретики. «Сказание» кончается рассказом о соборе 1490 г.; а в 15 слове сооб­щаются сведения о втором соборе на еретиков, 1504 г., вставленные в книгу уже после ее выхода в свет.
Ценность первых двух источников не подлежит ни­какому сомнению: они документально удостоверяют существование ереси в Новгороде и дают возможность судить о характере этой ереси. Но зато к сообщениям «Просветителя» приходится относиться с большой осторожностью. В противоположность Геннадию, кото­рый имел лично дело с еретиками в Новгороде, Иосиф, сидя до 1503 г. безвыездно в своем монастыре, не видал и не слыхал лично ни одного еретика и писал о новгород­ских еретиках отчасти на основании сообщений Генна­дия, отчасти на основании других слухов, которые до него доходили, и притом передавал добытые им сведения не только без всякой критической проверки, но еще сдоб­рив их своим объяснением ереси. Именно в то время, как Геннадий, допуская некоторое иудейское влияние, счи­тает, что ересь в Новгороде возникла главным образом под влиянием маркеллианской и массилианской ереси, Иосиф нашел ключ к ереси в слове «жид», и с его легкой руки и пошел совершенно неправильный термин «жидовствующие».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174