Такими же апостолами были новгородский купец Лав­рентий, в Олонце - Александр Гутоев и «множество» других. Если откинуть несомненное преувеличение перво­го летописателя раскола Денисова, все-таки нельзя не признать, что главными распространителями посадского раскола были свои же посадские люди. Это придавало, конечно, их проповеди силу особого авторитета. В их проповеди доминировала идея борьбы между избранными чадами божиими и их преследователями, антихристо­выми слугами. Сторонники старой веры, живущие в цар­ствующем граде Москве и иных градах, - это «новый Из­раиль», Москва - «новый Иерусалим», конечно осквер­ненный теперь никонианами. «Израильтяне» должны приходить друг другу на помощь, в особенности выку­пать попавших в темницу верных. В раскольничьих пес­нях изображалось, как «гости-корабельщики из дальних городов - израильских родов» приплывали к граду Еру-салиму, выкупали и «на волю выпущали невольников за веру истинную» из «земляной тюрьмы», подобной той, в которой заживо гнил Аввакум.
Активное выступление посадского раскола соедини­лось с боярской и стрелецкой фрондой. Стрелецкая пе­хота по своему социальному положению одним концом упиралась в «гулящих людей», из которых она набира­лась, т. е. примыкала к остаткам свободного крестьян­ского населения, еще не закрепощенного дворянским го­сударством. Другим концом она упиралась в земледель­ческое крестьянство и посадских людей, ибо стрельцы по­лучали за свою службу земельное жалованье и жало­ванье деньгами. Земельное жалованье заключалось в не­большом наделе, причем характер стрелецкого землевла­дения еще до сих пор не выяснен литературой, неизвест­но, был ли он личный или общинный. Во всяком случае, через земельное жалованье часть стрельцов, в особенно­сти провинциальных, скреплялась с землею, из «гулящего» человека стрелец на земельном жалованье становил­ся мелким землевладельцем, причем рядовой стрелец по размеру надела приближался к крестьянину. Стрельцы, получавшие денежное жалованье, соединявшееся иногда с хлебным, и жившие при этом в больших городах, в сво­их слободах занимались мелкими промыслами и торгов­лей - тем самым по своему хозяйственному положению они становились в один уровень с посадскими людьми. При этом стрельцы пользовались целым рядом льгот и преимуществ. В торговле они в местах постоянного жи­тельства могли торговать «своим рукоделием бестаможно и беспошлинно», но при условии, чтобы стоимость товара не превышала рубля. По суду они не платили пошлин с мелких исков до 12 руб.; они имели свой суд и расправу, кроме «разбойных и татейных дел и больших исков». Звание стрельца было не только пожизненным, но и на­следственным, льготами пользовались не только служи­лые стрельцы, но и их родственники. Этому полуфеодальному обломку XVI в. в XVII в. стала грозить гибель. С одной стороны, с XVII в. правительство переносит центр тяжести жалованья на земельное довольствие, стес­няя этим хозяйственную инициативу и жизнь стрельцов. С другой стороны, оно отбирает у них льготы по торгов­ле: по Уложению 1649 г. им пришлось платить пошлины с промыслов и оброк с лавок. Но самое опасное было не в этом. Опаснее всего для стрельцов были новые полки иноземного строя, солдаты и драгуны, как наемные из иностранцев, так и набранные из русских. Стрелецкая пехота, не знавшая никакой дисциплины, плохо воору­женная, малоподвижная, в бою бившаяся врассыпную, не могла выдержать конкуренции с войсками нового строя. Между тем полки иноземного строя становились явными фаворитами московского правительства. Драгу­нам и солдатам из русских оно давало те же льготы, что и стрельцам; но тех было немного, и все-таки это были русские. Иностранцам же оно прощало и спускало реши­тельно все. На насильничанье последних постоянно по­давались челобитные, из которых видно, что иностранные солдаты «чинили обиды и налоги (!) всякие, в торгах всякий товар грабили, людей по улице били и грабили... попов хватали, били и увечили». Эти условия толкали стрелецкое войско в оппозицию дворянскому правитель­ству и сближали его с расколом; в стрелецких полках староверы составляли значительное большинство.
В 1682 г., после смерти Федора Алексеевича, не имев­шего сыновей и не оставившего никаких распоряжений о престолонаследии, престол зашатался, и боярская фрон­да подняла снова голову. Начало было чисто политиче­ским, религиозных элементов еще не было; но боровшие­ся за власть боярские фамилии не замедлили впутать в свои интриги и заговоры стрельцов и этим открыли до­рогу и для религиозной оппозиции. Как известно, царев­на Софья, представлявшая интересы Милославских, 15 мая 1682 г. демагогической агитацией подняла стрель­цов против Нарышкиных, успевших посадить на престол своего родича, малолетнего Петра, в обход старшего, но слабоумного Ивана, родича Милославских. Нарышкины погибли, а на престол по требованию стрельцов, внушен­ному Софьей, были посажены оба царевича при регентст­ве Софьи. Став правительницей, Софья назначила на­чальником стрелецкого войска своего человека, князя Хованского; однако она не понимала, какие силы она развязывает, и не рассчитала, будет ли ей Хованский верным слугой. Хованский в отличие от Милославских и Нарышкиных принадлежал к старому роду, который вел свою родословную еще от Гедимина. При начале раско­ла Хованский открыто примкнул к старообрядчеству и, по словам Аввакума, был его постоянным доброжелате­лем. Теперь, став во главе стрелецкого войска, недоволь­ного, волновавшегося и только что испытавшего свою силу, Хованский стал думать о престоле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174