Арделяну расхаживал по комнате, заложив руки за спину и покусывая поседевший ус.
— Ну, товарищ; директор, настал решающий час, —« повернулся он к Теодореску. — Мы должны немедленно принять меры... собрать партийную ячейку... превратить царанистскую манифестацию в нашу собственную.
— Джеордже, — продолжал Суслэнеску, — я не мог поступить иначе. Я хотел быть последовательным, но не знаю, почему мне это никогда не удавалось... События всегда бросали меня в противоположную сторону.
— Не обижайтесь, господин учитель, — перебил его Арделяну. — Конечно, все, что вы говорите, очень важно, но мы...
— Я хочу вступить в коммунистическую партию. Что я должен сделать?
— Написать заявление. Но я не советую вам спешить... Мы еще успеем поговорить на эту тему. Спасибо за то, что вы нам рассказали. Нас не должны застать врасплох, особенно теперь. Не спешите, прежде поду-: майте...
— Я уже подумал, — сказал Суслэнеску и, обратившись к Джеордже, добавил: — Мне... мне в некотором смысле будет легче, чем вам. Я буду...
Арделяну нетерпеливо фыркнул, но Суслэнеску не обратил на это никакого внимания.
— Джеордже, простите, что я вас так называю. Очень трудно отказаться от самого себя, хотя иногда и становишься противен себе.
Джеордже почти неуловимо кивнул головой. Вот вам бумага и чернила и, если хотите, пишите свое заявление, — почти грубо сказал Арделяну. — Устраивайтесь там... Товарищ Теодореску. Мы должны мобилизовать всех, кто получит землю, всех честных, и... как следует проучить бандитов. Арделяну снисходительно усмехнулся. —- Это важнее любых внутренних переживаний...
— Все важно, — наконец проговорил Джеордже.
Слова его разочаровали Суслэнеску. Он ожидал услышать что-то более близкое, что хоть на минуту могло отделить Теодореску от Арделяну. Придвинув к себе бумагу, Суслэнеску растерялся: он не знал, что писать,; а посоветоваться с Арделяну не осмеливался. Самое главное — начать. Здесь нужны не громкие слова, а простые и прочувствованные... «Прочувствованные». Какая глупость! Или, быть может, нужна правда? Голая правда прозвучала бы так: «Хочу быть с вами потому, что мое одиночество унижает меня и все время играет со мной злые шутки. Я хочу чувствовать, что за моей спиной стоит что-то — какая-то сила...»
Суслэнеску снова стало лихорадить. Глаза помутнели, руки затряслись. Эта внутренняя дрожь возбуждала его.. Вне всякой связи он вспомнил о Мими Велчану и минутах, когда он чувствовал, что она понимает его по-своему, по-женски, минутах, которые его пугали тогда больше, чем вся грязь и вульгарность в их отношениях.
— Мне очень плохо, — тихо и торжественно заявил он и пристально взглянул на Джеордже и Арделяну, ожидая, что они скажут.
— Да, голубчик, вы красный, как рак, — сказал Арделяну. Он подошел к Суслэнеску, пощупал ему лоб и прищелкнул языком. — Э-э, да вы горите... Что с вами? А ну-ка, ложитесь вот сюда, отдохните. Мы сами все еден лаем... Ведь мы те, кто новый мир построим,— добавил он весело. — Ложитесь, ложитесь...
Смущенный Суслэнеску улегся лицом к стене. В конце концов он не имел права ожидать большего. «Все несчастье в том, что я стараюсь понять каждое явление в отдельности и нахожу, что все по-своему правы... даже пытку этого типа стащить с меня штаны, даже дурацкий смех Кордиша... Нужно что-то другое. Но никто — ни Джеордже, ни Арделяну — не знают, что именно...» — Благодарю вас, — вздохнул он, повернувшись к ним лицом.
Джеордже и Арделяну доброжелательно кивнули головой.
ГЛАВА IX 1
На посветлевшем небе еще сверкал узкий серп месяца и несколько звезд; весь двор был залит серебристым светом, и молодые листья слив казались припудренными мукой. Повсюду царила тишина, и лишь издалека доносился надтреснутый рожок свинопаса Пуцу да глухой топот собиравшегося стада.
Старая Анна подняла лицо и почувствовала, что близится рассвет. Прежде она любила эту хрупкую предутреннюю свежесть, но теперь холод пронизывал ее до костей, и она заранее знала, что не сможет потом согреться весь день. Старуха не была уверена, спала ли она эту ночь, но в памяти ее ожило столько образов и картин прошлого, как бывает только во сне.
На душе у Анны было беспокойство: сегодня впервые ей не удалось помолиться. С тех пор как она ослепла и не могла читать Библию, Анна сочиняла молитвы из обрывков воспоминаний и пожеланий для других. Для себя ей уже нечего было больше просить, возможно, только легкой смерти, но об этом она пока старалась не думать. Каждый раз, когда старуха пыталась начать молитву, она вспоминала о Джеордже, о его безумных планах, и от ярости ее бросало в жар. Если бы зять находился дома, она могла бы раскроить ему голову топором.
Эмилия тоже не спала. Анна слышала, как она ворочается и плачет, и это еще больше злило старуху. «Нынешние женщины забыли о гордости, смотрят на мужа, как на бога, а не как на толстокожую ленивую свинью, которой бог знает что взбредет в голову».
Еще с вечера Анна замесила тесто и теперь ждала Савету Лунг—вдову, помогавшую ей печь хлеб с тех пор, как ослепла. Эмилия много раз просила мать не растрачивать последние силы, но старуха заявила, что не может доверить приготовление теста какой-нибудь грязнуле, у которой хлеб получится сырой и ляжет камнем в желудке. Но два года назад, зимой, Анна сломала во дворе руку, и ей пришлось приглашать соседку, работой которой она вечно оставалась недовольна.
Анна разрезала тесто, разложила его по корзинкам и вышла во двор, чтобы позвать Савету. Она знала, что вдова уже пришла во двор, но не осмеливается войти, пока ее не пригласят. Савета в самом деле оказалась у самых дверей и приветствовала Анну словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190