— Я похожа на...
Джеордже едва удалось сдержаться от смеха. На Флорице было черное платье, украденное Митру в городе. Бедняжка чувствовала себя в нем страшно неловко. Она на миг показалась у порога сарая и тотчас же убежала обратно.
— Пойдем ко мне, я дам тебе свой костюм,— улыбнулся Джеордже.
Митру пристально, с сомнением посмотрел на него, потом перевел глаза на Арделяну, который утвердительно кивнул головой.
— Вот так оно правильно будет, господин староста.
— Да перестань ты насмехаться,— рассердился Митру. — А не то и я по-иному заговорю.
Арделяну подошел и обнял его.
— Я не смеюсь, откуда ты взял? Я никогда ни над кем не насмехался.
— Ну ладно,— мрачно сказал Митру. — Господин директор сможет летом вычесть деньги за костюм из моей доли пшеницы.
Джеордже едва заметно покраснел и кивнул головой. Арделяну подмигнул, Джеордже позавидовал его выдержке и спокойствию, не понимая, откуда они берутся. Может, он это узнает потом, когда они познакомятся поближе.
Глигор и Павел отправились в церковь, а Джеордже, Арделяну и Митру — в школу. Митру явно был чем-то недоволен, и Джеордже с интересом подумал, что могло произойти между ним и Арделяну этой ночью. Его радовало, что Арделяну приехал в село — он умеет лучше разбираться в практических вопросах, которые порой ускользали от Джеордже. Вот, к примеру, мысль о посещении церкви казалась Джеордже необыкновенно удачной, но ему она никогда бы не пришла в голову. Коммунисты должны постепенно, не ущемляя ничьих чувств и убеждений, завоевывать уважение села, пока не станут его сердцем.
Эмилия многозначительно промолчала, узнав, что Джеордже хочет дать Митру костюм. Она вынула из шкафа сильно побитый молью черный пиджак в полоску, брюки, жилетку и разложила все на кровати, бросив при :>том презрительный взгляд на Митру, который смущенно ра млядывал вещи.
— Думаю, они будут тебе впору,— сказал Джеордже дь мы почти одинаковые...
Что вы,— возразил Митру,— вы более грамотный. Все расхохотались, кроме Суслэнеску, который смущенно молчал, не решаясь притронуться к своей чашке кофе (па поверхности образовалась пенка, и его подташнивало). Кроме того, он обещал Кордиту прийти в церковь послушать его пение. Ему хотелось увидеть народ за молитвой, понять, что такое деревенский мистицизм. Кроме того, Суслэнеску всю ночь, дрожа от холода, с ужасом думал о предстоящем разговоре. Оставаться у Теодореску он больше не хотел и не представлял себе, как сказать об этом Эмилии, которая была с ним так любезна. Вместе с тем его раздражало, что он думает о таком пустяке, ведь в конце концов Теодореску должны быть довольны, что отделаются наконец от непрошеного гостя, с которого не брали ни гроша за жилье и питание. Суслэнеску был полон решимости рассчитаться за все, но не знал, как это сделать.
Митру отправился в глубь двора переодеваться. Обратно он вернулся, ступая неуверенно и неуклюже, словно костюм был из жести. ;
— Жаль, что не захватил ботинок,—пробормотал он, глядя на свои босые ноги. — Как я дойду до дому в таком виде?
— Как пришел, — ответил Арделяну.
Анна вся кипела от злости в своем углу. Вот как разбазаривает зятек свои лучшие вещи. Старуха ворчала, ерзала на табурете, покашливала, надеясь, что кто-нибудь спросит, что с ней, и она сможет бросить несколько слов, которые они не забудут всю жизнь.
Митру ушел первым. Суслэнеску с Эмилией направились к церкви. Суслэнеску пытался завязать разговор, но так робел, что готов был сбежать и с досады грубо выругаться. «Когда я избавлюсь наконец от них,— думал он.— У Кордиша все будет проще. Конечно, питаться придется похуже, зато будем пить, а пьяному — море по колено. Не хватало мне еще заболеть желудком в этой дыре».
Эмилия выглядела очень привлекательной в голубом платье с белым воротником и манжетами.
«Все равно лучше уехать,— думал, любуясь ею, Суслэнеску. — Недоставало мне еще повторить здесь историю с Мими Велчяпу. И в этом не будет ничего удивительного Человек я молодой и лишен потребностей.— Внезапно он почувствовал себя очень счастливым. — Я размышляю просто, по-человечески, и проблемы, стоящие передо мной, предельно человечны и просты!» Суслэнеску осмелел и слегка, как бы невзначай, прижался к упругому плечу Эмилии. «Какие чудесные у нее глаза, карие, как у лани, и ни одной морщинки... Интересно, изменяла ли она Теодореску во время войны? Что будет, если он узнает? Ужасно, когда женщина, которая всем своим существом тянется к жизни, живет с таким странным, непонятным человеком».
— Господин Теодореску исключительный человек,— многозначительно сказал Суслэнеску. — Я так счастлив, что познакомился с ним.
Эмилия признательно посмотрела па пего и слегка пожала ему руку.
— Он много пережил и никогда не говорит об этом. Вам он ничего не рассказывал?
— Нет, госпожа, и я очень сожалею... Я бы вам все передал.
Толпившиеся перед церковью парни и девушки посторонились, пропустив их вперед.
«Почему она так побледнела?»—подумал Суслэнеску.
— Пройдите вот с той стороны,— сказала ему Эмилия,— а мое место на женской половине.
В церкви в лицо Суслэнеску ударил острый запах пота и дешевого ладана, голубоватые, едкие клубы которого плавали в воздухе. Кордиш заметил его и, не переставая петь, махнул рукой, приглашая на клирос, где, кроме него, гнусавило несколько древних старцев, которые с достоинством поклонились и подвинулись, освобождая ему место.
Оглушенный воплями певчих, Суслэнеску присел на скамью и всмотрелся в сторону, где сидели женщины и откуда доносился одинокий высокий женский голос, все время сбивавшийся с такта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190