Когда Митру справился с лошадьми, пришел Лэдой. Он был в военном кителе и старой, огромной, как,таз, шляпе.
— Вилы взял?
Хотя Лэдой старался говорить дружелюбно, теперь голос его прозвучал повелительно, по-хозяйски. Митру почувствовал это и подавил презрительную улыбку. Тряхнув головой, он вскочил на козлы, стараясь не смотреть в глаза Лэдоя. Флорица кинулась вперед и открыла ворота, надавив всем телом на обитые железом створки.
От навоза шел острый, сладковатый запах. Лэдой взгромоздился на самый верх и оттуда протянул Митру сигарету.
Тяжелая крепкая телега загромыхала по булыжнику главной улицы. Митру уставился на лоснящиеся крупы лошадей. Защищаясь от мух, правая лошадь задела его хвостом по руке. Ухмыльнувшись, он огрел ее что было силы кнутом. Лошадь рванулась вперед и чуть не опрокинула телегу в канаву. Когда они проезжали мимо при-мэрии, оттуда вышел писарь Мелиуцэ.
— На полюшко? С богом!—спросил он, сияя от самодовольства.
— Туда, туда, господин писарь,— ответил Лэдой и громко рассмеялся, как только они отъехали.— Вот образина... Все село над ним потешается. Сморчок!
Лэдой продолжал хихикать, ожидая ответа. Но Митру угрюмо молчал всю дорогу. Он гнал во всю мочь лошадей, сам не зная, куда и зачем спешит. Проснувшаяся земля дышала свежестью, на акации распевала какая-то птица, вокруг сухо шелестела неубранная желто-серая кукуруза. На полном ходу Митру хлестнул кнутом по высокому стеблю, кожаный кончик туго обвился вокруг ствола.
Наконец после бесчисленных поворотов показалась земля Лэдоя — черная, жирная, вовремя и хорошо ухоженная земля. Митру с Лэдоем принялись выгружать навоз и раскладывать его маленькими кучками. Ноги Митру погружались по щиколотку, ощущая теплоту жирной, размельченной, как песок, земли.
Не успел Митру сделать и нескольких шагов, как ненависть вновь обдала его своим горячим дыханием, но уже не против Лэдоя, а против этой земли, высасывающей у него все соки, но принадлежащей другому. Ему хотелось развеять ее по ветру, срыть, чтобы здесь осталось лишь черное болото. В сердцах он глубоко вонзил вилы в землю и резко обернулся к Лэдою. Испуганный его взглядом, тот быстро протянул ему сигарету.
— Не нужно,— буркнул Митру изменившимся голосом и слегка ударил Лэдоя по вытянутым пальцам. Сигарета упала в борозду и осталась лежать, как белый червяк.
Митру прислонился щекой к отполированной рукоятке вил, засунул руки в карманы, сплюнул сквозь зубы и смерил Лэдоя взглядом с ног до головы. Худое обрюзгшее лицо, бесцветные, как у слепых от рождения, глаза, костлявые, худые, как палки, ноги... Митру овладело какое-то озорное веселье.
— Скажи, — с трудом выдавил он из себя,— ты думаешь, что я не рассчитаюсь с тобой?
Лицо Лэдоя исказилось ужасом и побелело, словно кто-то плеснул на него сметаной. Сапоги его увязли в мягкой земле, и он не мог сдвинуться с места. Вокруг на большом расстоянии не было ни души, только жалобно шелестела сухая кукуруза да из степи налетали слабые порывы ветра. «Прикончит здесь он меня вилами. Ткнет в живот... Позвать на помощь? Кого? Бога?»
Митру угрожающе улыбнулся, продолжая прижиматься щекой к рукоятке вил. Потом вдруг ударил по ней кулаком, и глубоко вонзившиеся в землю вилы закачались из стороны в сторону.
— Скажи, дядюшка, или кем ты мне там приходишься... ты меня не боишься?
— Митру!
— А на что тебе столько земли?—закричал Митру и с удовольствием услышал, как громко прозвучал его голос над степью.— Зачем?
Лэдой молчал. Силы оставили его, словно ушли в землю.
— Молчишь? Тогда прочисти уши и слушай. Запомни, я не успокоюсь, пока не уничтожу тебя. Вот так...
Митру схватил горсть земли и сунул под нос Лэдоя крепко сжатый кулак. Земля посыпалась между пальцами.
— А теперь давай работать, разговор кончен...
Повернувшись спиной к Лэдою, Митру принялся выгружать остатки навоза. Управившись, он обернулся. Лэдой стоял на том же месте, словно окаменел.
Весь обратный путь они молчали. Митру удивлялся, почему молчит Лэдой. Уж не вздумал ли он3 что его простили. Простят его черви ненасытные на том свете... Только у примэрии Лэдоя словно прорвало. Встав во весь рост в телеге, он завыл, заикаясь и брызгая слюной:
— Вон из моего дома! Голодранец! Еще зарежешь как-нибудь ночью... Нет! Убирайся! Сейчас же убирайся!
Митру хлестнул лошадей, телега рванулась вперед, и Лэдой, полетев на дно, сильно ушиб колено. Дома Митру не стал ждать, пока откроют ворота, а ударил в них дышлом и влетел во двор.
— Флорица, собирай вещи!—закричал он, не успев еще соскочить с телеги. — Собирай вещи, мы уходим!
Двери большого дома и пристройки, где они жили, распахнулись одновременно. Флорица побледнела и закрыла рот уголком платка. Аурелия кубарем скатилась с лестницы.
— Ты что, оглохла, что ли? Собирай тряпки!—снова закричал Митру, спрыгнул с телеги, подскочил к Лэдою, растиравшему колено, и ударил его ногой в живот.
— Люди добрые!—заверещала Аурелия, выбегая на улицу. — На помощь!
Лэдой повалился, как подкошенный. Митру поднял его одной рукой, а другой начал хлестать наотмашь по щекам, пока не онемели пальцы. Сбежавшиеся соседи разняли их.
— Митру! Что ты делаешь?.. Или спятил?
— Не видишь, что умирает...
— Остановись!..
— Замолчи, не то получишь и ты... Могу и тебя угостить...
Люди под руки поволокли Лэдоя в дом. Из носу у него текла кровь. Митру размял пальцы и, не глядя на ошеломленных соседей, скрылся в доме.
— Готова ты наконец?—спросил он Флорицу, державшую за руку Фэникэ. Увидев, что она не плачет, Митру подскочил к ней, обнял за шею и расцеловал в обе щеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190