У меня возникла идея насчет игры.
Не исключено, что мы не могли расхлебать все наши беды потому, что дети слишком напуганы. Собаками, темнотой, людьми, червями, своим собственным телом - сплошная психопатология, а не ребятишки. Те, кто понимал, чего боится, были счастливчиками, остальные же боялись таких вещей, которые можно найти разве что в каталоге Безымянных Страхов. (Хотя как их там расположишь по алфавиту?) Сомневаюсь, что наши дети боялись чего-то конкретного, дело обстояло гораздо хуже: они боялись испугаться.
Если бы можно было сделать так, чтобы дети осознали, насколько они напуганы, это стало бы самым честным переживанием в их жизни и положило бы начало настоящему общению.
Вот в чем фокус. Мы должны заставить их говорить.
Теперь я знал, что делать.
Это было одно из упражнений Джейсона.
Он часто повторял: - То, чему ты противишься, сопротивляется в ответ. Оно черпает энергию из твоего сопротивления.
Правильно. Если противишься своему страху, тебя охватывает ужас. Если хочешь подавить в себе злость, приходишь в ярость. Если стараешься перебороть печаль, погружаешься в безысходное отчаяние.
- Не сопротивляйтесь, - всегда говорил Джейсон. - Злитесь, бойтесь, печальтесь, делайте что угодно. Само чувство не ранит так больно, как нежелание его испытать. Как только вы даете ему волю, оно тут же покидает вас. Дайте ему выйти, и оно исчезнет навсегда.
Я знал, что игра сработает.
Испытал это на себе. И продолжал испытывать снова и снова.
Проклятье!
Я знал, что со мной происходит.
Я лишился круга. Потерял любовь. И лишился того хорошего, что было в Племени.
Я не хотел, чтобы Семья стала Племенем, но мечтал о чувстве семьи, какое у меня было там.
К вечеру я вернулся с работы с таким задумчивым видом, что Би-Джей остановила меня: - Что с тобой?
- А что со мной?
- Ну, твой вид.
- А? Да нет, ничего. Я думал о сегодняшнем вечере.
- Ну и что надумал?
Я понял, что она проверяет меня, нет, подталкивает ко все большей и большей ответственности - как делала это с детьми. Как поступал со мной Джейсон. Как муштровал меня Дыок. И все остальные тоже. Это раздражало.
«Почему я не могу сам выбрать скорость, с которой иду по жизни?» - хотелось мне спросить, но я лишь кивнул.
- Хочу устроить соревнование, кто громче расшумится.
- Выглядит абсолютно сумасбродно, - улыбнулась Бетти-Джон, - но детям понравится. - Я хотел рассказать об остальном, но она опередила меня: - У меня сейчас абсолютно нет времени, Джим.
- Но мне нужно, чтобы ты выслушала, Би-Джей. Я думаю, что у нас есть надежда на прорыв.
- Джим, я же говорю, у меня нет времени. - Она подтолкнула меня. - Я доверяю тебе. Иди и учи их кричать.
Так я и сделал.
После обеда я отвел детей в главный вестибюль. Мы все были в шортах и майках. Дневная жара еще не спала, даже вечером было еще нечем дышать.
В душе я испытывал нечто вроде боязни актера перед премьерой. Хотелось передумать. Я могу не справиться, но если уж не сумею я, тогда вообще никто не сумеет.
Ладно, черт с ним! Надо просто попробовать и посмотреть, что получится.
Мы протолкались в ярко освещенный зал. Алек, Хол-ли, Томми и я.
Всего двое или трое детей постарше могли помочь мне - Маленькая Айви, Триш и Майк. Все остальные должны были присутствовать на совете директоров, но эти были достаточно опытными помощниками. Каких-то особых трудностей не ожидалось. Я отвел их в сторонку и коротко объяснил, что собираюсь делать и за чем они должны следить.
- Вероятно, вам понадобятся бумажные салфетки. Некоторые начнут плакать. Я заранее объясню, что плакать можно и даже нужно. Чтобы победить в этой игре, надо как можно сильнее кричать и плакать. Так что успокаивать не нужно - пусть хорошенько накричатся, а если заплачут - пусть плачут. Все будет в порядке. Вы разберетесь, если кому-нибудь действительно станет плохо.
Я вышел на середину комнаты. Дети быстро образовали вокруг меня большой круг. Игра всегда начиналась с него.
- Итак, - начал я. - Сегодня мы поиграем в шум. В любой шум. Громкий, тихий, счастливый и даже несчастный. Для начала попрактикуемся. Давайте проверим, как громко мы можем шуметь. Поглядим, кто кричит громче всех.
И мы начали.
Ребята завывали, как привидения, улюлюкали, как дикие индейцы, выли, как сирены воздушной тревоги.
Айви улыбнулась мне. Маленьким чудовищам понравилась идея. Их постоянно просили не шуметь, а здесь взрослый разрешает им устроить бедлам. И уж они постарались!
- Должно быть, я туговат на ухо! - выкрикнул я, Приходилось орать во все горло. - Но я вас не слышу!
Уровень шума поднялся по крайней мере на десять децибел.
- Вот теперь кое-что слышно, но почему молчит Алек? - Я выждал, когда шум слегка пошел на убыль, и опустился перед Алеком на одно колено. - Ты можешь не кричать, если не хочешь. Но твой медведь не умеет разговаривать. Так, может, покричишь за медведя?
Мальчик отрицательно покачал головой.
- Даже за медведя?
Алек, казалось, очень расстроился. Я не хотел сильно давить на него, но нужно, чтобы он пошумел хоть чуть-чуть.
- Знаешь, - нарочито небрежно сказал я, - спроси медведя, не хочет ли он, чтобы ты пошумел? Если хочет, тогда покричи. Если нет - ну что ж…
Алек кивнул.
- Ну, давай. Спрашивай.
Алек отвернулся и склонился над дырой в шее игрушки. Я ждал, но, вероятно, его медведь не отличался болтливостью.
- Отлично. - Я выпрямился и обратился ко всем: Мы неплохо размялись. Теперь закричим по-настоящему. Теперь давайте кричать по-настоящему. Пусть они нас услышат - там, в большом доме.
На этот раз дети вложили в крик всю душу. Как только они поняли, что не возбраняется вывернуть наизнанку легкие, были отпущены все тормоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170