– Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится, – крикнула ему вдогонку женщина в трусиках-ниточках.
Либо одуревшая от наркотиков, либо слишком глупая, либо и то, и другое, но женщина не распознала в Босхе копа. Махнув рукой, чтобы она отстала, он задернул за собой занавеску. Кабинка, где он стоял, была размером примерно с телефонную будку. В ней было стеклянное смотровое окошко, за которым находился экран, а на экране – список из двенадцати различных записей – на выбор. Теперь все это было снято на видео, но по привычке называлось «пленочками» – в память о 16-миллиметровой пленке, которую раз за разом крутили в первых секс-машинах.
Стула здесь не было, зато была маленькая полочка с пепельницей и пачкой салфеток «клинекс». Пол был усеян использованными салфетками, а запах стоял как от дезинфекции, которую полиция применяла в микроавтобусе для перевозки трупов. Босх бросил в прорезь все восемь монеток, и экран ожил.
На нем появились две женщины, которые, лежа на постели, целовались и делали друг другу массаж. Босху понадобилось всего несколько секунд, чтобы определить: ни одна из них не является девушкой, изображенной на видеокассете. Он начал нажимать на кнопку, и картинки на экране стали прыгать. Одно совокупление сменялось другим: гетеросексуальные, гомосексуальные, бисексуальные… Босх задерживал на них взгляд ровно на столько, сколько ему требовалось, чтобы определить, есть ли на экране нужная женщина.
Она оказалась на девятой «пленочке». Увидев ее в движении, Босх окончательно убедился в том, что женщина по кличке Магна Громко Кончаю и была «цементной блондинкой». Сейчас на экране она лежала на кушетке и кусала пальчик, а мужчина, стоявший на коленях между ее раздвинутыми ногами, ритмично вбивал свои бедра между ее ног.
Сознание того, что эта женщина умерла, причем умерла страшной смертью, и зрелище ее – еще живой, подвергающейся другой разновидности насилия, – подействовало на Босха непонятным для него самого образом. Он смотрел на экран, испытывая одновременно чувства вины и жалости. Как и большинству полицейских, ему был очень хорошо знаком порок. Он видел также несколько порнографических фильмов с участием двух актрис, убитых Кукольником. Но подобное непростое чувство охватило его в первый раз.
Женщина на экране вынула палец изо рта и начала громко стонать. Босх нащупал кнопку регулировки громкости и выключил звук. Но он все еще продолжал слышать ее стоны, переходившие в крик – они неслись из соседних кабинок. Другие мужчины смотрели ту же пленку. Босх почувствовал приступ гадливости – эта пленка привлекала тех, других, мужчин совсем по другим причинам.
Занавеска позади него приоткрылась и Босх понял, что в кабинку вошел кто-то еще. В тот же момент он почувствовал, как чья-то рука крепко прижалась к его промежности. Он сунул руку за пазуху, чтобы вытащить револьвер, но, повернувшись, увидел, что это – девица, менявшая ему деньги.
– Что я могу для тебя сделать, дорогой? – проворковала она.
Босх оттолкнул от себя ее руку.
– Можешь начать с того, что отвалишь отсюда.
– Да будет тебе, миленький! Зачем смотреть телевизор, если ты сам можешь этим заняться? Двадцать баксов. Дешевле я не могу. Мне нужно делиться с начальством.
Теперь она еще плотнее прижалась к нему, и Босх уже не мог различить, от кого так мерзко воняет сигаретами – от нее или от него. Груди ее были твердыми, и она все сильнее прижималась ими к его груди. И вдруг женщина замерла. Она почувствовала револьвер. Глаза их на секунду встретились.
– Вот именно, – сказал Босх. – Если не хочешь прокатиться в каталажку, отваливай отсюда.
– Конечно, офицер, – быстро сказала женщина.
Она раздвинула занавески и моментально исчезла. Сразу же вслед за этим на экране вновь появился список «пленочек». Два доллара Босха закончились.
Выходя, он все еще слышал, как от фальшивого наслаждения кричит из соседних кабинок Магна Громко Кончаю.

Глава 8

Катясь по шоссе, Босх пытался представить себе эту жизнь. Он думал, какую мечту она могла иметь, носиться с ней и оберегать ее, как свечу под дождем, даже в те моменты, когда лежала на спине и отсутствующим взглядом смотрела на входящего в нее незнакомого мужчину. Надежда, вероятно, единственное, что у нее оставалось. Босх знал, что надежда – это живительная кровь сердца. Без нее нет ничего, одна темнота.
Он думал о том, как пересеклись две жизни – убийцы и его жертвы. Возможно, семя греха и убийственного желания было посеяно именно той пленкой, которую только что просмотрел Босх? Возможно, убийца брал напрокат ту кассету, за которую Босх только что отдал пятьдесят долларов? Мог ли это быть Черч? Или это был кто-то другой? «Коробка!» – подумал Босх и резко свернул на Ван-Найс Бульвар в Пакойме.
Остановившись на обочине, он вынул коробку из коричневого бумажного пакета, в который положил ее коротышка, затем включил в салоне свет и внимательно изучил ее поверхность, прочитав каждое написанное на ней слово. Однако там не оказалось знака копирайт с датой, которая указала бы ему, когда была произведена эта пленка – до или после смерти Черча.
Он снова выехал на шоссе Голден Стейт и поехал по нему на север, в сторону Санта-Кларита Вэллей. Выехав на Букет-Кэнион Роад, Босх проложил себе дорогу через несколько запруженных машинами улиц в жилых кварталах вдоль бесконечной вереницы типично калифорнийских домов. Оказавшись на Дель Прадо, Босх остановился возле дома, на фронтоне которого красовался знак фирмы «Ритенбоу Риалти».
Вот уже год, как Сильвия пыталась продать этот дом, но все безрезультатно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138