Она это знает. И понимает, что, если вызовет тебя, будет задавать вопросы первой, а я потом сведу все впечатление на нет своими вопросами – попроще, на которые ты легко ответишь. Поэтому она хочет, чтобы все было наоборот. Она оставила мне выбор: либо не вызывать тебя и проиграть процесс, либо вызвать тебя, и уж тогда она сделает по тебе свой самый лучший выстрел. Очень хитро.
– И что же мы будем делать?
– Вызовем тебя.
– А что с отсрочкой?
– Какой отсрочкой?
Босх только кивнул. Ничего не изменилось. Отсрочки не будет. Он понял, что повел себя неправильно, подошел к Белку не с той стороны. Он должен был попробовать убедить толстяка в том, что тому самому принадлежала идея отложить процесс. Тогда все сработало бы. Вместо этого Босх стал нервничать – с ним всегда такое бывало, когда он приближался к чему-то неведомому. Он вспомнил, как в первый раз залез во вьетконговский туннель. Страх черным цветком распустился в его груди.
– У нас осталось двадцать пять минут, – напомнил Белк. – Давай забудем об отсрочках и постараемся разработать план, по которому ты будешь давать показания. Я буду тебя вести. Присяжные последуют за нами. Но только запомни: ты должен двигаться медленно, иначе ты их потеряешь. О'кей?
– У нас осталось двадцать минут, – поправил его Босх. – Мне нужно покурить, прежде чем я усядусь на стул в этом дурацком вольере для свидетелей.
Белк продолжал давить на него, словно ничего не слышал.
– Не забывай, Босх, ставка тут – миллионы долларов. Деньги, положим, будут не твои, но тебе это может стоить карьеры.
– Какой карьеры?

* * *

Через двадцать минут, когда Босх вышел из комнаты для совещаний, Бреммер слонялся возле двери.
– Все расслышал? – спросил его Гарри.
Пройдя мимо журналиста, он направился к эскалатору. Бреммер последовал за ним.
– Я не подслушивал. Просто ждал тебя. Босх, что происходит с новым делом? Эдгар мне ни хрена не говорит. Вы опознали ее?
– Опознали.
– Ну, и кто же она?
– Я не веду это дело, парень, и не могу тебе ничего сообщить. Кроме того, скажи я тебе хоть что-нибудь, ты тут же побежишь с этим к Денежке Чэндлер. Верно?
Бреммер, шедший рядом с Босхом, остановился как вкопанный.
– Что? О чем ты говоришь?
Затем он торопливо подбежал к Босху и зашептал:
– Слушай, Гарри, ты – один из моих главных источников. Я бы никогда так с тобой не поступил. Если она и узнает что-то изнутри, ищи кого-то другого.
Босху стало неприятно, что он понапрасну обвинил репортера.
– Я не прав?
– Абсолютно. Ты мне слишком нужен. Я бы такого не сделал.
– Ну, тогда ладно.
Для Босха это было почти равносильно тому, чтобы попросить прощения.
– Так что ты мне можешь сказать про личность убитой?
– Ничего. Я действительно не веду это дело. Сходи в грабежи и убийства.
– Дело теперь у них? Они забрали его у Эдгара?
Босх встал на эскалатор, оглянулся на Бреммера и, поехав вниз, кивнул. Бреммер остался стоять наверху.

* * *

Денежка Чэндлер уже стояла на ступенях и курила, когда Босх вышел из здания суда. Он зажег сигарету и посмотрел на нее.
– Да-а, вот это сюрприз, – протянул он.
– Что именно?
– Окончание выступлений.
– Сюрприз только для Жирдяя, – ответила она. – Любой другой юрист предвидел бы это. Я почти жалею вас, Босх. Почти, но не совсем. Когда ведешь процесс, связанный с защитой гражданских прав, всегда трудно сказать, выиграешь ты или проиграешь. Но воевать с конторой окружного прокурора – совсем другое дело. Эти ребята, вроде Жирдяя, ни на что не годны, когда оказываются за пределами своих кабинетов. Если бы ваш юрист должен был выигрывать, чтобы питаться, он был бы тощим, как трость. Ему необходима регулярная зарплата от городских властей вне зависимости от того, проигрывает он или побеждает.
Все сказанное ею было, конечно, правильным. Но все это было давно известно. Босх улыбнулся. Он не знал, как себя вести. Да, она ошибалась относительно самого Босха, но что-то в этой женщине ему нравилось. Может быть, то, что ее вызванное гневом упорство – пусть даже направленное не в ту сторону, – было таким искренним.
Возможно, причина была в том, что она не боялась разговаривать с ним вне судебных стен. Он видел, как старательно Белк избегал любых контактов с семьей Черча. Когда объявляли перерыв, он продолжал сидеть за столом защиты, пока все они не выходили из зала. А вот Чэндлер не любила такие игры. Она была игроком нападения.
Их теперешний разговор напомнил Босху тот момент в боксе, когда соперники легонько стукают по перчаткам друг друга, прежде чем начать поединок. Он сменил тему.
– Я тут на днях поговорил с Томми Фарадэем. Теперь он – Томми Фарэуэй. Я спросил, что с ним произошло, но он ничего не ответил. Сказал только, что «свершилось правосудие». Что бы это значило?
Чэндлер выпустила длинную струю голубого дыма, но ничего не ответила. Босх взглянул на часы. В их распоряжении оставалось три минуты.
– Вы помните дело Гэлтона? – вдруг заговорила она. – Это было процесс по защите гражданских прав – дело о превышении полномочий со стороны полиции.
Босх попытался вспомнить. Имя было знакомым, но за годы своей работы он слышал и сталкивался с огромным количеством дел о превышении копами своих полномочий.
– Дело о собаке, правильно?
– Да. Андрэ Гэлтон. Это было еще до Родни Кинга – тогда, когда большая часть людей в этом городе не верила, что их полиция повседневно совершает массу правонарушений. Гэлтон был черным и ехал на автомобиле с просроченным талоном техосмотра по холмам Студио-Сити. Тут его и остановил полицейский. Гэлтон не сделал ничего противозаконного, не находился в розыске – просто его техталон был просрочен на месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138