Может, адвокатша была права? Босх никогда не задумывался об этом всерьез. Она действительно была всегда при нем – мысль о мести, – мелькая в каком-то уголке его сознания вместе с далекими воспоминаниями о матери. Но Босх никогда не вынимал ее оттуда и не пытался рассмотреть вблизи. Почему в ту ночь он поехал туда один? Отчего не вызвал на подмогу других ребят – того же Мору или любого другого члена своей группы?
И для себя, и для всех остальных Босх всегда объяснял это тем, что сомневался в правдивости рассказа потаскушки. Но сейчас чувствовал, что начинает сомневаться уже в собственном рассказе.
Босх был настолько погружен в свои мысли, что не видел, как из дверей вышла Чэндлер, и не замечал ее до тех пор, пока краем глаза не уловил огонек от ее зажигалки. Тогда он повернулся и уставился прямо на нее.
– Я ненадолго, – сказала она. – Только выкурю полсигаретки.
– Меня это не волнует.
Он уже почти прикончил вторую сигарету.
– Кто на очереди?
– Лок.
Психолог. Босх кивнул, хотя про себя и отметил, что для Чэндлер это – отступление от ее тактики чередования «хороших парней» и «плохих парней». Если только Лок в ее представлении не был «хорошим парнем».
– Что ж, у вас здорово получается, – произнес он. – Впрочем, думаю, вам и без меня это известно.
– Нет, неизвестно.
– Вы даже можете выиграть – и скорее всего выиграете, но по большому счету вы заблуждаетесь относительно меня.
– Заблуждаюсь? Вы это точно знаете?
– Да, знаю. Я знаю.
– Мне пора идти.
И она затушила сигарету, выкуренную меньше, чем до половины. Настоящий подарок для Томми Фарэуэя.

* * *

Доктор Джон Лок был седобородым, лысым мужчиной в очках. Чтобы его сходство с университетским профессором и исследователем моделей сексуального поведения стало окончательным, ему не хватало только трубки в зубах. Он рассказал, что предложил свою помощь следственной бригаде по делу Кукольника после того, как прочитал об убийствах в газетах. Он также помог штатному психологу полицейского управления Лос-Анджелеса в составлении первых психологических портретов потенциального подозреваемого.
– Расскажите присяжным об имеющемся у вас опыте работы, – попросила Чэндлер.
– Ну что ж, я – директор психогормональной исследовательской лаборатории и являюсь основателем этого научного подразделения. Я проводил широкие исследования в области сексопатологии, парафилии и психосексуальной динамики.
– Что такое парафилия, доктор? Говорите, пожалуйста, на языке, который был бы нам понятен.
– На понятном языке парафилия – это то, что обычные люди чаще называют сексуальными извращениями – то есть сексуальное поведение, которое в обществе считается неприемлемым.
– Такое, например, как удушение своего сексуального партнера?
– Да, это тоже можно отнести к данному разряду.
В зале заседаний раздались вежливые смешки. Улыбнулся и Лок. Босх заметил, что он чувствовал себя очень непринужденно в загородке для свидетелей.
– Есть ли у вас опубликованные научные статьи или труды по упомянутым вами предметам?
– Да, я публиковал многочисленные статьи в научных изданиях. Я написал также семь книг на различные темы: о сексуальном развитии детей, дополовозрелой парафилии, исследования по садомазохизму – о всех его аспектах, порнографии, проституции. Моя последняя книга была посвящена детскому развитию убийц-садистов.
– То есть вы очень хорошо знакомы с темой.
– Только в качестве исследователя.
Лок вновь улыбнулся, и Босх заметил, какими теплыми взглядами одаривают его присяжные. Все двенадцать пар глаз были устремлены на доктора-сексопатолога.
– Как называлась ваша последняя книга про убийц?
– «Черные сердца: раскрывая эротическую оболочку убийства».
Чэндлер сделала короткую передышку, чтобы свериться со своими записями.
– Что вы имеете в виду, говоря об «эротической оболочке»?
– Мисс Чэндлер, прежде чем отвечать на этот вопрос, я хотел бы злоупотребить вашим временем, чтобы нарисовать общий фон проблемы.
Чэндлер кивнула, давая доктору карт-бланш.
– Когда речь заходит об изучении сексуальной парафилии, мы можем говорить о существовании двух школ, двух, если хотите, направлений мысли. Я принадлежу к тем, кого принято называть психоаналитиком, а психоаналитики склонны считать, что корни парафилии заложены в индивидууме враждебностью, агрессией, жертвой которых он стал в детстве. Иными словами, сексуальные извращения – а по сути дела, даже нормальные эротические интересы – формируются в раннем детстве, а затем, когда человек взрослеет, уже проявляются в тех или иных формах.
С другой стороны, бихейвиористы рассматривают парафилию в качестве условных – или приобретенных – рефлексов. Например, сексуальные приставания к ребенку в семье могут заставить его вести себя точно так же, когда он станет взрослым. Две эти, скажем, школы – за неимением лучшего обозначения – не так уж сильно отличаются друг от друга. На самом деле, они гораздо ближе друг к другу, чем обычно склонны признавать психоаналитики и бихейвиористы.
Он покивал и сцепил руки, позабыв, казалось, первоначальный вопрос.
– Вы собирались рассказать нам об «эротической оболочке», – напомнила Чэндлер.
– О да, прошу прощенья, я сбился с колеи. Гм, эротическая оболочка в том смысле, в каком я употребил этот термин, представляет собой весь набор психосексуальных желаний, которые входят в идеальную эротическую сцену, представляющуюся тому или иному индивидууму. Видите ли, идеальная эротическая сцена существует в представлении каждого из нас. Она может включать данные любовника, который представляется вам идеальным, место, где происходит сексуальный акт и его вид, запах, вкус, осязательные ощущения, музыку – абсолютно все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138