Так как же спросить тебя поудачней, чтобы ты могла рассказать, что знаешь, что видела и слышала, вовсе не думая в тот момент, как какие-нибудь сутки спустя все это станет удивительно важным.С чего же начать? Допустим так: «Сколько времени, Женевьева Александровна, вы работаете с этой делегацией?» Конечно, очень оригинальный вопрос. Его так трудно было найти. Вот оно и получается, что весь сложный, живущий в тебе мир вдруг выливается в бледный стереотип. И ты думаешь, что этот стереотип способен пробудить не менее сложный мир чужой души? Каков же будет ответ тогда? Впрочем, все это философия. С чего-то надо начать. Пусть это что-то будет определенным и однозначным. Однозначный вопрос и однозначный ответ. Плавание всегда начинается от твердой земли, от берега».— Вы давно работаете с этой делегацией, Женевьева Александровна?— Неделю… Восемь дней, если быть точной.— И за неделю этот господин уже сумел откопать древнюю иконку!— Это еще вопрос! — усмехнулась Женевьева, смяла недокуренную сигарету.— То есть?— В смысле древности… Я, знаете, не верю, что можно так запросто купить пятнадцатый или шестнадцатый век. Даже если речь идет о семнадцатом, то и здесь легко нарваться на подделку.— Мы отправили иконку на экспертизу.— Не сомневаюсь в ответе.— Думаете, фальшивая?— Нет, что вы! — Женевьева пожала плечами. — Подлинный Рублев или в крайнем случае его ближайший ученик. У нас же такие вещи на улице не валяются.— Понимаю вашу иронию, Женевьева Александровна, — беспомощно развел руками Люсин. — Вы уж Бога ради простите мое невежество. В этих вещах я совершеннейший профан.— Тогда тем более не стоит вам возиться с этой иконкой. Она вряд ли поможет отыскать иностранца.— Вы думаете? — Люсин забарабанил пальцами по столу. Краем глаза он следил за тем, как Женевьева достала новую сигарету и осторожно прикурила от газовой зажигалки, выбросившей неожиданно высокое пламя.«Что-то задела тебя эта иконка, Женевьева… И чего ты сердишься, чего нервничаешь? Я-то, конечно, в этом деле ни бум-бум, но тебе-то чего волноваться? Или это настолько очевидная фальшивка, что ты как профессионал-искусствовед возмущаешься моей непроходимой тупостью? Нет, Женевьева, тебе бы больше пошла снисходительная усмешка и короткая, полная тонкой иронии разъяснительная лекция. Чего же ты сердишься на простоватого милиционера? Просвети его… Впрочем, разве я знаю тебя? Может, так и нужно: молчаливо негодовать на тупые действия профана и дубаря, который только теряет время, возясь с какой-то фальшивой иконкой?»— Дайте-ка я отрегулирую вам пламя, Женевьева Александровна.Люсин взял ее изящную перламутровую зажигалку и осторожно повернул блестящее рифленое колесико.— Вот теперь в самый раз! — сказал он, любуясь крохотным голубоватым огоньком.— Спасибо, — холодно кивнула ему Женевьева. «Это-то вы можете…» — подумал за нее о своей персоне Люсин.— Видите ли, Женевьева Александровна, в нашей работе очень много всякой формалистики, между прочим, отнюдь не лишней, а очень даже необходимой. Что бы я лично ни думал об этой иконке, мне все равно нужно официальное заключение экспертов. Будь на моем месте даже такой специалист, как вы, то и ему пришлось бы обратиться за таким заключением.«Специфика жанра, как любит говорить мой друг Березовский».— Я понимаю, — отчужденно согласилась Женевьева, всем своим видом как бы говоря: «А мне-то какое до всего этого дело?»«Во! — обрадовался Люсин. — Это уже совершенно правильная реакция. Это как раз в твоем духе, Женевьева!»— Как говорится, не в службу, а в дружбу, ответьте мне, Женевьева Александровна, на совершенно частный вопрос. Выгодное дело подделывать иконы?— Что? — Она широко раскрыла великолепные, такие синие, такие сердитые глаза. — Вы меня, — на этом слове она повысила голос, — спрашиваете?— Я вас обидел?— Нет… — Она на секунду смешалась. — Но при чем здесь я?«Опять сила эмоции не соответствует ничтожности информации. Хоть убей — не пойму, почему она так кипятится. Постой. Может, она думает, что я подозреваю ее в этом деле с иконой? Неужели она такая дура? До чего же обманчива внешность! Или это нам, мужчинам, просто свойственно: каждую красивую девушку автоматически зачислять в разряд хороших и умных? У-ди-ви-тель-но!»— А что, если иностранец вовсе и не покупал этой иконы у нас, а, наоборот, сам ввез ее из-за границы, чтобы выгодно продать?Люсин опять откинулся на стуле, с удовлетворением наблюдая, как Женевьева, наморщив лобик, обрабатывает брошенную им мысль. Она пришла к нему только что, и он не верил в нее ни на грош.— Очень может быть, — сосредоточенно закивала Женевьева, легонько покусывая нижнюю губку, чуть тронутую перламутровой помадой. — Он ввез ее, чтобы сбыть здесь какому-нибудь дураку. — Лицо ее прояснилось.«Конечно… И ввез в коробке, на которой стоит штамп ресторана „Россия“. Тем более что буфетчица помнит, как указанный господин третьего дня приобрел у нее обе коробки».— Так, — одобрительно склонил голову Люсин, — но весь вопрос в том, насколько это выгодно?— Очень выгодно! — Женевьева прижала ладошки к груди. — Шестнадцатый век — это уже тысячи.— Ну? — удивился Люсин.— Я вам говорю. — Она многозначительно постучала кулачком по колену. — Только они там перестарались. Не надо было копировать Рублева — от этого за милю несет липой.«Не за милю, Женевьева, за версту… Но дело не в этом. Главное, что ты уже больше не опасаешься за себя».— А другой сюжет прошел бы?— Конечно. Спас. Никола или там, скажем, Иверская. Троеручица… Лучше всего Одигитрия, конечно! От них так и веет стариной.— От кого, простите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156