И никто не виноват, что в процессе этой реконструкции первоначальная история совершенно затерялась, стерлась, исчезла, как исчезает под слоем краски старый и облупленный фресковый слой.Вопреки всему дочь сделалась наследницей отца, но она творчески переработала его наследство.— Что же вы, Верочка? Я слушаю, — робко прервал затянувшееся молчание Лев Минеевич.— Ах, всегда вы все портите! Теперь я сбилась с мысли. Теперь я сама уже не знаю, что хотела сказать… Так вы не хотите халвы?Он отрицательно покачал головой.— Так чего же вы хотите?Он сам не знал, чего хотел. То есть, конечно, знал, поскольку хотел (и это слово в данном случае лишь бледная тень действительности) Врубеля. Но о том нельзя было говорить прямо. Можно было все испортить. А Лев Минеевич умел ждать и надеялся, что наступит его час. Он верил, что создастся такое благоприятное стечение обстоятельств, когда Вера согласится на что-нибудь обменять свой бесценный картон. Возможно, она даже просто подарит его. Нужно только терпеливо дождаться упомянутого выше стечения и, конечно, соответствующего настроения Веры. Сейчас у нее оно явно портилось.— Чего же вы хотите от меня, Лев Минеевич? — нахмурясь, требовательно спросила она. Это звучало почти как: «Чего вам здесь, собственно, надо? Не пора ли вам домой?»— Может, погадаете, Верочка? — робко попросил он, чтобы умаслить капризную подругу.— Погадать? — преувеличенно удивленно подняла она брови. Испытанное средство начинало действовать. — Но я же гадала вам на прошлой неделе!— Так то на прошлой!— Какие же у вас дела, что быстро так все может перемениться?— Дела? Нету особых дел-то.— Зачем же гадать?— Так… о судьбе вообще, о надеждах…— Каких надеждах?— Ну что вы, ей-Богу, Верочка! Разные могут быть надежды. Если человек стар, так ему, выходит, и надеяться не на что?— На что же надеяться?— Да мало ли на что! Обстоятельства там разные… Перемены.— Ну ладно, коли перемен ждете.Она достала колоду засаленных карт. Они уже не тасовались, и их приходилось перекладывать стопками на столе. Трефовый король выпал с валетом той же масти.— Ваши хлопоты, — сказала гадалка.«А то чьи же еще?» — скептически прокомментировал Лев Минеевич.— И втайне хлопоты скрываете, — погрозила она пальцем. — Только напрасны они, эти ваши хлопоты…— Почему же напрасны? — обидчиво спросил он.— Не выйдет из них ничего — пиковый валет. Ну да ладно, посмотрим, что будет дальше. — Она быстро разбросала вокруг короля с напрасными хлопотами четыре кучки и развернула их в цыганский крест. — Так! — сказала она, любовно раскрывая карты. — На пороге у вас благородный король из казенного дома.— Кто же это? — зевнул Лев Минеевич, прикрывая рот ладошкой.— Вам виднее.— И когда это будет?— Скоро. Очень даже скоро. Завтра, послезавтра…— Завтра — суббота, послезавтра — воскресенье. В казенных домах выходные, — резонно заметил он.— Ну, тогда в понедельник, — равнодушно согласилась Вера Фабиановна.Она быстро раскрыла значения карт, потом, отделив одинаковые, разложила пять троек — «на будущее». В настоящем, кроме означенного визита и пустых хлопот, ничего существенного Льну Минеевичу не выпало. Картишки подобрались все мелкие и невыразительные — нечто вроде преферансного мизера. Зато в будущем обозначилось некое темное облачко, которое гадалка охарактеризовала как неприятную неожиданность. Но не успел Лев Минеевич встревожиться, как открылась десятка червей. Сердце его, таким образом, должно было успокоиться радостью.— Ну, спа…— Типун вам на язык! — разгневалась гадалка. — Сколько раз было говорено, что благодарить нельзя! Не сбудется!— Так я же не успел, Верочка, и вообще…— Ладно уж! — отмахнулась Вера Фабиановна. — Так не будете кофе пить?— Нет, голубушка, благодарствую. Бежать надо. Я еще к Дормидонтычу зайти должен.— Это зачем же?— А я разве не говорил? — На лице его обозначилось удивление. — Он же Изиду свою с Гором-младенцем на коленках отдать соглашается.— Вас-то это почему интересует?— Меня? Да я о вас, Верочка, хлопочу.— Вот как? Тронута… А за хлопоты чего потребуете?— Ничего. Ровнехонько ничего. Скажите только, что ему взамен предложить?— Это подумать надо… Скарабей его не заинтересует?— Сомнительно, — помотал головой Лев Минеевич и равнодушно так, безразлично ударил в самое больное место. — Помнится, он насчет эмалей крючок закидывал, но это ведь пустое? Вы же решительно нет?— Еще чего? — низким контральто произнесла возмущенная Вера Фабиановна. — А этого он не хочет? — Она изобразила с помощью трех пальцев нехитрую, но весьма выразительную фигуру. — Вы еще и его потребуйте! — хлопнув ладонью по сундуку, она разбудила одну из кошек.Моя египетская выгнулась и, вытянув когти, в сладкой истоме вонзила их в гобелен.— Лично я, — он ткнул себя в грудь пальцем, — ничего не требую. Скажу ему, что не состоялось, и все!— Вот как! А скажите-ка лучше, почему он с вами готов на какого-то Яковлева сменяться, а с меня драгоценные эмали требует?— Во-первых, Яковлев — это не «какой-то»… — Лев Минеевич вкрадчиво понизил голос: в груди у него тревожно екнуло, словно и в самом деле на циферблате судеб пробил его час. — Во-вторых, он хотел еще подлинную «Маркизу» Сомова и «Версальские фонтаны» Лансере, но это неважно, потому как, в-третьих… в-третьих, вы сами можете предложить что-либо из живописи или же графики…— О! Что же вы раньше не сказали? — всплеснула руками Вера Фабиановна. — Может, ему Врубеля предложить?— М-можно. — Голос почему-то вдруг изменил Льву Минеевичу. Он неопределенно махнул рукой, глотнул два раза сухим, опаленным горлом и прокашлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156