– Понял, сэр, все понял. Ну вот, значит, когда я уследил, куда этот джентльмен шляется, то и решил, что нечего мне больше ходить за ним по пятам, а самый раз остаться и позырить, пока его нету, как и чего в этом его домишке, – продолжал Ларри с набитым ртом, запивая еду огромными глотками пива, словно сказочный Гаргантюа.– От старых привычек избавляться очень трудно, – сухо проговорил Спаркс.– Да, сэр, это точно, сэр, в моем собственном гнездышке от этого не потеплело, нет, и мы с Барри вовсе этого не желали, святая правда, сэр, – сказал Ларри, перекрестившись. – Я и домой к нему вломился по чистой случайности: вдруг мистер проворонил какой пустячок, а нам он в самый раз пригодится, чтоб в его мудреных увертках разобраться.– Ларри имеет в виду какой-нибудь список или документ, – снова пояснил Спаркс.– Точно так, сэр. Да только если б он и оставил что в каком потайном сейфе, спрятанном за картой какой дремучей или за каким портретиком замысловатым со своей коровой, извиняюсь, женушкой, где она, само собой, малость помоложе и покрасивше, чем по правде была, да только кто эту правду знает, художники – народ особый, сами знаете, и к тому же уверен, заплатили парнишке как надо; и вообще этим типам, художникам, им без разницы, чего рисовать, плати только. Извиняюсь, сэр, я отвлекся, сэр, я хочу сказать, где бы он ни запрятал эту штуку, я был полон решимости заполучить ее, а уж искать я умею.Ларри покончил с сэндвичами, допил пиво и, громко рыгнув, вышвырнул бутылку за борт.– Словом, сейф я открыл. К несчастью, ничего интересного, кроме толстенной пачки акций – они, конечно, тоже денежек стоили, – я там не нашел: только не забывайте, что по улице тоже надо пройти, и чтоб глаза на тебя не таращили, сколько всего тащишь, но и Ларри с Барри не дураки, чтоб что прохлопать, да только кроме французских картинок, новехоньких совсем – ну, они только подтверждали, чем этот мистер любил побаловаться, – и последнего завещания, по которому все вещички и все его хозяйство, приличное состояние, сэр, скажу я вам, все оставалось этой его жирной хозяйке, той, что на портрете…– Короче, вы ничего не нашли, – нетерпеливо проговорил Дойл, утомленный неуемным красноречием Ларри.– Нет, сэр, не нашел. Чего надеялся найти, не нашел. Однако когда я прочесал весь дом, с не меньшим разочарованием, конечно, и уже было собрался обратно через окно в подвале – в какое я вошел, понятно, – замечаю вдруг, дверь чуть приоткрыта. Кладовка или прачечная какая, я ее не заметил, когда внутрь пробирался. А теперь-то глаза к темноте попривыкли, я и увидел под дверью ботинок. Вернее будет сказать, сапог, который стоял и не двигался. Я и ногу в брючине разглядел: из этого самого сапога торчала. Я так и замер как вкопанный, вроде нашей статуи Нельсона, и битых минут десять изучал эту картину. Сапог, скажу я вам, был очень серьезный, да. На толстой подошве с гвоздями и стальным носком. А уж чистенький, ну вроде чепчика у младенца. С таким сапогом шутки не шутят. Разок двинет в печенку, и все кишки перевернутся. Только все время, что я на него смотрел, этот сапог даже не шевельнулся. Тогда я монетку швырнул, и грохоту там было, в тишине этой, будто пушка пальнула. И ничего. Даже не дернулся. Ну, я тогда малость осмелел. Решил сам действовать. И дверь открыл.– И увидели "серый капюшон", – сказал Дойл.– Он самый и был, сэр. Сидел на стуле в темноте с закрытым лицом, а руки на коленях ладонями вниз.– И он никак не прореагировал на ваше появление?– Я было подумал, сэр, что налетел на какую краденую штуку из музея мадам Тюссо. Потому что эта фигура, сэр, так мне показалось, на живого человека совсем даже не походила.– И что вы сделали? – спросил Дойл.– Вытащил свечу из кармана, чтоб хорошенько рассмотреть эту штуку, и зажег. И тихонько так до его руки дотронулся. Еле прикоснулся, значит. А он не шевелится. Я тогда воском на него капнул. Опять ничего. Затем я ножичек из кармана вытащил и вроде как пощекотал этого типа. Даже мускул никакой не дрогнул. Только вот что удивительно, сэр. Он хотя и синий был весь, и холодный как рыба, а в моих мозгах застряло, что он все-таки не совсем мертвый был, в моем-то понимании. Конечно, меня страх пробрал, это точно. Прямо волосы на голове зашевелились, когда я сообразил, что очутился в компании этого приятеля полудохлого, чтоб его черти забрали. Не довелось мне с такими раньше встречаться.– А пульс вы не пощупали?– Признаюсь, сэр, это было для моих нервов уж слишком. Но я другое дело сделал, получше того. Капюшон с него скинул.– И увидели голубую нитку!– Да, сэр, его рот был зашит голубой ниткой, грубая работа, скажу я вам, а шов – свежий.– А глаза?– Глаза закрыты были, только веки зашиты не были.– Он дышал?– Дайте Ларри договорить, Дойл, – укоризненно произнес Спаркс.– Не могу сказать, сэр. Видите ли, такая роскошь, чтоб прислушиваться, дышал этот мертвяк или нет, в сложившейся ситуации была никак не для меня. Когда я хорошенько разглядел его физиономию, оказалось, что я этого типчика знал.– Вы знали его? – изумился Дойл.– Ну да, сэр. Лэнсдоун Дилкс, тяжеловес из Уэппинга, бывший чемпион, мы все его тогда знали, вдобавок характер у него был очень тяжелый. Ну, это пока его не сцапали, когда он шею сломал какому-то лавочнику в Брикстоне.– Так его посадили в тюрьму?– Еще как посадили, по обвинению в самом поганом убийстве, и отправили в каталажку на три года. Представьте теперь, как я удивился, наткнувшись на старика Дилкса в погребе в Мэйфэр, да еще с заштопанным ртом, и сидел он вроде как механический солдатик, только завести надо.– И что вы сделали?– Ничего не сделал. Я услыхал, как ключ в двери наверху поворачивается, и Лэнсдоун тоже услыхал, потому как глаза у него открылись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130