Коммерции советник засмеялся:
— Разве я скрываю, какие газеты, будучи коммерции советником, считаю своими? И все-таки я должен сказать— все это сплошная пропаганда. Смешно подумать — в двадцатый век, когда есть радио и газет выходит больше чем нужно, человек может узнать правду, лишь увидев собственными глазами, что и как. Я поражен, как много у вас, в Советском Союзе, достигнуто.
Ортьо был чуть навеселе.
— Скажи-ка, Мийккула, как ты думаешь: ведь наступит такое время, когда и в Финляндии будет коммунизм?
— Нет, Ортьо.— Коммерции советник затянулся из трубки и задумчиво сказал: — Вы многого добились, но это отнюдь не значит, что идея коммунизма подходит для всех и всюду. Эта идея оправдывает себя лишь в слаборазвитых странах. Например, в России, которая была одной из самых отсталых стран мира. Но не в развитых странах, в таких, как Финляндия. Зачем в Финляндии устраивать революцию и строить коммунизм, если и так любому открыта дорога к лучшей жизни. Нужны доказательства? Разве недостаточно примера со мной? Из бедной карельской семьи я увез с собой в Финляндию только вот эту трубку. А теперь у меня — миллионы. У других такие же возможности.
— У других? — Ортьо нахмурил брови и спросил с серьезным видом: — А я вот своей глупой башкой никак не могу понять, откуда каждому найдется купеческая дочь, чтобы жениться и магазин заодно получить? И кто же будет работать и покупать, если все торговать станут? Вот это мне непонятно.
— Видишь ли, Ортьо...— Коммерции советник задумался, как бы изложить мысль проще и доходчивее, чтобы ее понял этот необразованный рабочий.— Я возьму другой пример. Из вашей действительности. Мы были на заводе у Хуоти, современном, полностью автоматизированном радиоламповом заводе. Хуоти сам провел автоматизацию. Если бы Хуоти жил у нас, у него была бы возможность со временем основать свой точно такой же завод. Это было бы в интересах страны, и Хуоти стал бы богатым человеком. А здесь он так же живет на зарплату, как любой из его рабочих. Его в любой момент могут вышвырнуть на улицу, прогнать с работы, если он не угодит хозяину. Разве не так, Хуоти?
Директор завода пожал плечами:
— Отчасти. Я действительно получаю зарплату, как любой рабочий. Но есть и разница. Хозяин у нас — не какой-нибудь горный советник или коммерции советник. Понимаешь? Переведи-ка, Ортьо. Я лучше скажу по-русски.
— Давай говори. Я кое-что еще понимаю по-русски,— кивнул коммерции советник.
— Хозяин, работодатель у нас — государство, народ. Если я не угожу народу, то есть не буду действовать в интересах государства, то мне, разумеется, придется покинуть пост директора. На улицу меня, конечно, не выбросят. Поставят просто инженером. Работы хватает.
— Но у тебя нет ничего своего, нет надежды разбогатеть. Ты живешь только на зарплату, не так ли?
— Так ведь, Ортьо, и есть, как Мийккула говорит?— улыбнулся Хуоти.— Тебе никогда не приходила мысль разбогатеть каким-нибудь другим способом, помимо своего труда? Скажи, Ортьо.
— Хоть я книг и не читал, это дело я понимаю,— отвечал Ортьо.— Я живу своим трудом. А кто хочет стать богатым, тот лезет в чужой карман и кладет в свой. Другого способа стать богатым нет.
— А что в этом плохого? — улыбнулся коммерции советик.— Пример слишком примитивный. Я имею в виду не мелких воришек. Я говорю о частном предпринимательстве, о здоровой конкуренции. Кто способен, пусть идет вперед, берет свое. Это — закон жизни.
— Ну что ж,— заметил Ортьо.— В каждой стране свои законы. А у нас закон такой: если возьмешь чужое, тебя в милицию тащат. Чем больше захватишь, тем больше получишь годков, конечно, чтоб впредь неповадно было. А у вас мало грабить нельзя, много можно.
Хуоти показалось, что Ортьо говорит слишком грубо и может оскорбить гостя. Он вмешался в разговор;
— Переведи-ка, Ортьо. Я скажу по-русски. Скажи, что мы отошли от основной темы беседы. Скажи, что коммунистические идеи —это не экспортный товар и их нельзя насадить даже при помощи оружия. Все зависит от трудящихся той или иной страны.— Хуоти сказал вполголоса, обращаясь только к Ортьо: — Ты мог бы говорить повежливее. Хоть он и брат, все же он гость, иностранец. Переведи-ка, что я тебе сказал.
Ортьо перевел:
— Хуоти вот говорит, что дело коммунизма в капиталистических странах больше всего продвигает вперед ваш брат, всякие там коммерции советники да фабриканты. Он не тебя имел в виду — других. Хуоти говорит, что вот, когда вы сдерете с трудового люда семь шкур и приметесь снимать восьмую, то рабочие рассердятся и возьмут власть в свои руки. Вот что Хуоти велел перевести.
— Перевод, кажется, получился довольно вольным,— засмеялся коммерции советник, не забывший еще полностью русского языка, которым владел когда-то в молодости прилично.
Директор завода тоже захохотал. Ортьо обиделся и сказал ему по-русски:
— Чего регочешь? Сам же велел перевести повежливее.
Коммерции советник спросил с улыбкой у Ортьо:
— А как коммунисты объясняют это сдирание семи шкур? Ты думаешь, в наше время это так просто?
— Н-да,— растерялся Ортьо.—Да ведь я же не проходил большевистских курсов, ты же их прошел. Теорию изучил. Потом и на практику отправился.
Коммерции советник поморщился. Потом сказал сухо:
— Н-да, курсы эти... Давайте больше не будем говорить о них, хорошо?
Братья опять закурили свои трубки. Три одинаковые трубки, искусно вырезанные из карельской березы. В дверь постучали, и в номер вошел Нийло. Ортьо пододвинул к столу еще стул и стал приглашать Нийло к столу:
— Давайте, молодой человек, садитесь с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112