Дойдем потихоньку, слышишь? Ну, пошли, пошли... Дома нас ждут, наверно, уже все глаза проглядели... Пойдем, пойдем...
И они пошли — впереди человек, едва передвигающий ноги от усталости и болезни, и прихрамывающий конь с большой, понуро опущенной головой.
Бушевала весна. Лучи солнца играли на верхушках скал, весело шумела река. Вот только коню и человеку было невесело. Мурат думал: что же он скажет дома? Что не сумел пройти, погубил коня, а подарки фронту спрятал в какой-то
яме? И ничего не узнал ни о Тургунбеке и Дубаше, ни о том, что делается на фронте?
Солнце уже было высоко, когда он подошел к слиянию двух речек. Присев на замшелый камень, он задумался. Он так устал, что хотелось лечь на землю и никогда уже больше не вставать. Есть по-прежнему не хотелось, но он заставил себя выпить джармы и огляделся.
Вон перевал, где он позавчера едва не погиб. Если и сейчас там вдруг разыграется метель, ни у него, ни у Алаяка не хватит сил выбраться оттуда. А если попытаться перевалить хребет левее? Там как будто пониже...
Туда он и направился и уже в сумерках добрался до подножия горы, где и решил остановиться на ночлег. Ему удалось отыскать пещеру на склоне горы, там он и улегся у самого входа, задав Алаяку остатки корма. Расседлывать его он не стал — все теплее будет.
На рассвете его разбудил какой-то шум. Это были дикие голуби. Оказалось, весь потолок пещеры был облеплен их гнездами. И как он вчера не заметил их?
Алаяк бродил поодаль с пустой торбой на голове. Мурат направился к нему — и вдруг застыл на месте. Перед ним, свесившись через валун, лежал скелет человека с пробитым черепом. «Наверно, пуля»,— подумал Мурат, поеживаясь. Рядом со скелетом валялась старинная кремневая винтовка со сгнившим прикладом. «Охотник? Может, кто-то случайно застрелил его? Но тогда его не оставили бы здесь... А если убийство, труп куда-нибудь спрятали бы... Что же здесь произошло?»
Мурат торопливо направился к пещере. Пройдя несколько шагов, остановился, вглядываясь в сумрачное пространство. И ноги его словно приросли к земле. В глубине пещеры, прижавшись к стене, сидел еще один скелет. Вероятно, женский, потому что руки прижимали к пустой грудной клетке крошечный скелет ребенка... Что же тут произошло?
И уже через секунду Мурат понял все. Вот почему Айша- апа в прошлом году объехала это место. Вот почему побледнела, когда Изат нашла обломок копья... Значит, это одна из дорог в Китай, по которой бежалд люди в дни страшного Урку на...
Уркун...
Рассвело. Всюду взгляд Мурата натыкался на кости людей и животных, на, деревянные части юрт и детские люльки из арчи... Он вспомнил рассказы Айши-апа об Уркуне, и в его ушах зазвучали выстрелы и крики обреченных людей,
все поплыло перед глазами, и вдруг он с ужасом понял, что у него начинается приступ. Он услышал скрежет своих зубов, ощутил подергивание щек и шеи и опрометью кинулся из пещеры. Успеть бы добежать до Алаяка, надергать волосков из его гривы и пожевать их. Мурат знал, что сейчас только таким способом можно ослабить приступ. И понял, что не успеет,— челюсти его были сжаты с неимоверной силой, пена выступила на губах, он уже не мог дышать. Не добежав до Алаяка несколько шагов, он с размаху упал лицом вниз и задергался в конвульсиях, судорожно хватаясь за горло руками.
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем сознание вернулось к нему. Медленно открыв тяжелые веки, он увидел над собой высокое голубое небо, с трудом повернул голову, не понимая, где он. Горы... Голова кружилась, саднило разбитое лицо, и все тело болело так, словно его долго и жестоко избивали. Он попробовал встать, но ноги не держали. Словно только что родившийся олененок, он стоял на четвереньках, покачиваясь, руки его подломились, и он снова упал лицом в пыль. Перевернувшись на спину, он приказал себе: «Спокойно... Надо еще полежать... Такое уже бывало с тобой, и все проходило. Пройдет и сейчас...»
И наконец он поднялся, с трудом добрел до речки, умылся и оглядел себя. Вся одежда была в пыли, левая штанина разорвана, на колене еще кровоточила ссадина. «А ведь я мог умереть здесь,— подумал он,— и никто не похоронил бы по-человечески, завернув в белый саван, стервятники выклевали бы глаза, звери обглодали скелет...» Он даже пожалел о том, что не знает молитв, поблагодарить бы всевышнего за спасение жизни...
Они снова тронулись в путь. Опухоль на ноге Алаяка уменьшилась, но он все еще хромал, и Мурат решил не садиться на него, хотя от слабости у него кружилась голова и подташнивало. После обеда он перевалил через отрог и спустился в зеленую долину. Здесь уже вовсю пахло весной, солнечные склоны давно освободились от снега, и Мурат решил передохнуть, повалился на теплую землю, закрыл глаза. И снова перед глазами встала страшная картина. Уркун... По рассказам Айши-апа, это было глубокой осенью, почти зимой... Вероятно, люди жестоко страдали от холода, но они еще не знали, что ждет их впереди. Свинцовый пулеметный смерч, громы винтовочных залпов, а все их оружие — старые кремневые ружья да копья... Откуда они могли знать, что обрушится на них? Наверно, они еще верили в белого
царя... Белый царь... Скорее уж черный, черный, как сама смерть... Интересно, кто был тот бедняга, который до последней минуты своей жизни пытался защитить жену и ребенка?
Мурат почувствовал, как сдавило сердце, и приказал себе: не думать об этом, нельзя, иначе может случиться еще один приступ, а во второй раз уже вряд ли повезет. Надо идти дальше...
К своему дому он подходил в сумерках. Все встречали его. Айша-апа взяла чашку с водой, повертела ею над головой Мурата и выплеснула за ворота, чтобы все плохое осталось снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94